Не отступать и не сдаваться. Моя невероятная история
Шрифт:
Я принялся за ремонт, намереваясь сделать две вещи. Во-первых, соорудив себе петлю и свесившись наружу, просверлить с помощью ручной дрели несколько отверстий по периметру фальшборта, прямо над линией палубы, чтобы дать стечь воде. А во-вторых, заштопать паруса, для чего я воспользовался бейсбольным швом. Остальные парни наводили порядок внизу, укрепляя все, что можно.
Нам сильно недоставало ветра, ведь мы не могли двигаться дальше. Тогда было решено купаться и, используя фал для раскачивания, прыгать в воду с самой высокой точки. Мы дурачились, пытаясь придать своему падающему телу самую
У нас имелись большие запасы воды и еды, а также много алкоголя: несколько ящиков виски Canadian Club, ликер со вкусом какао. Тут уж не обойтись без коктейлей! Мы срез'aли верхнюю часть кокосов, смешивали кокосовое молоко с водкой или джином, добавляли свежевыжатый сок лайма – в лечебных целях, естественно. От цинги.
А еще у нас стоял целый мешок живых лангустов. Мы отваривали их в ведре для мытья палубы, макали нежные, вкусные кусочки в кофейную банку с растопленным на солнышке подсоленным маслом. Безусловно, мы старались починить корабль, но с другой стороны – нам ничего не оставалось, кроме как пировать и ждать попутного ветра. Не жизнь, а сказка.
Наверное, потихоньку мы все же дрейфовали в сторону суши, потому что, хотя мы и не могли ее видеть, мы вдруг услышали ее запах. Мы с Гарри с удвоенным рвением попытались завести мотор, до этого старательно просушенный на солнце. То же самое мы проделали с электрическими приборами и радио. Тщательно изучив проблему и отбросив наиболее несостоятельные версии, мы пришли к выводу, что мотор у нас не заводится, потому что всасывающие форсунки не того размера и не подходят для того тяжелого топлива, которое мы выбрали в Пуэрто-Вальярте. Мы попробовали форсунки побольше, и мотор ожил, равно как и остальные приборы.
Мы взяли курс на Пуэрто-Вальярту, где нам подлатали корабль и починили радио. Мы дрейфовали почти неделю. Я отправил сообщение жене, описав наше затруднительное положение и заверив, что со мной все в порядке.
Позже я получил письмо, отправленное ею раньше, в котором она упрекала меня в том, что я веду себя как эгоист и не даю о себе знать целую неделю. За этим письмом последовало еще одно, в котором Синтия говорила, что все понимает и просит забыть о том, что она написала раньше.
В Акапулько мы прибыли в начале марта. Бухта вся светилась огнями от стоявших в ней кораблей. Окружающие холмы были застроены жилыми домами и небольшим количеством отелей.
Медленно подплывая к яхт-клубу De Yatez, мы услышали громкий приветственный вопль с соседней шхуны. Это Ли Льюис с Adelia призывал нас стать на якорь рядом с ним. Он жил в Акапулько уже пятнадцать лет. Ли и его команда поднялись к нам на борт и кратко сориентировали нас, рассказав о жизни в городе. «Тут не очень дорого, – объяснил Ли, – но хорошая жратва в большом дефиците. Ночная жизнь начинается в десять вечера».
Сначала мы отправились в самый лучший отель, «Касабланку», потом в отель «Америкас», откуда проложили себе тропу к бару на открытом воздухе: в нем подавали коктейли в половинке ананаса. Заведение было окружено десятифутовым бамбуковым забором. Когда мы выпили свои напитки, бармен попросил нас выбросить ананасы за забор, где местные поджидали кожуру.
Так происходило изо дня в день. Утром на пляж, ночью – по барам. На третью ночь, вернувшись в бар отеля «Америкас», мы обнаружили, что вестибюль, ведущий к бару, закрыт. Два здоровяка-охранника стояли на страже и никого не впускали.
Мы попытались разглядеть, что творится за их спинами, и увидели, что за закрытыми дверями проходит вечеринка. «Кто это там веселится?» – спросил я у одного из охранников.
«Вирджиния Хилл», – ответил он отстраненно. Он понятия не имел, кто она такая. Но я-то знал. Это была девушка Багзи Сайджела. И когда я говорю «была», я имею в виду именно «была». Ведь через какое-то время после нашего с ним знакомства его убили.
Я попросил у охранника разрешения передать ей записку – и Вирджиния тут же выбежала. Крепко обняв меня, она сказала: «Луи, заходи!»
– Но нас тут шестеро, – возразил я.
– Если все это твои друзья, то пусть тоже присоединяются, – предложила она.
На следующий день, 7 марта, я получил телеграмму от Синтии. «Срочно нужно твое присутствие, приезжай домой сразу же». Ну что еще? У меня возникло давно знакомое ноющее ощущение в желудке.
Я взял билет на самолет до Лос-Анджелеса, Гарри вместе с командой остался в Акапулько. Дома меня ждали плохие новости. Помните то дельце с тракторами D8 Caterpillar, в котором я участвовал, когда отдал нашему гавайскому маклеру 7000 долларов задатка? Человек, бывший нашим контактным лицом, потратил все деньги на себя и свою семью.
Я потерял все, что у меня было.
Однако вскоре я получил и хорошее известие: Синтия ждала ребенка. (Наша дочка, Синтия, или Сисси, как мы ее звали, появилась на свет 7 января 1949 года.)
Как я и предполагал, узнав, что береговой охране не удалось нас найти, моя семья забила тревогу. Спасатели определили наше предполагаемое местонахождение с помощью триангуляции и поняли, что мы попали в шторм.
Благодаря тому, что я выходил на связь с Синтией, прежде чем покинуть Пуэрто-Вальярту во второй раз, моя жена знала, что со мной все в порядке. Когда ей позвонили из Associated Press, она сказала: «С ним наверняка все хорошо, через пару дней он будет дома». Эта история получила широкую огласку 7 марта 1948 года, в тот день, когда Синтия послала мне телеграмму, в которой просила срочно вернуться домой.
Есть ли какая-нибудь мораль в этом приключении, случившемся со мной в послевоенные годы? Безусловно, и даже не одна.
Во-первых, дурак и деньги недолго бывают вместе. Во-вторых, я понял, что от проблем и обязанностей не убежишь, потому что они никуда не денутся и будут поджидать тебя по возвращении независимо от того, насколько захватывающим было путешествие. Вернувшись домой, я зажил прежней жизнью, к тому же к моим проблемам добавилась ответственность за ребенка, который должен был у нас вскоре появиться.