Не по сценарию
Шрифт:
— Мам, у тебя все в порядке?
На другом конце провода воцарилась тишина. Всего на пар секунд, после которых Марьяна начала меня заверять, что у нее все просто чудесно, а мне хватило этой короткой паузы, чтобы понять, что она не искренна со мной. И в тот же миг я принял решение, после чего сразу же его озвучил.
— Я приеду к тебе. Пришли мне приглашение для оформления визы, — проговорил я в трубку.
Честно, я ожидал, что она начнет меня отговаривать, ссылаясь на свои дела и мою занятость, но Марьяна снова удивила. Она так обрадовалась, что наконец сможет увидеть меня, что я оторопел, а потом
Вечером я сообщил Элли, что должен улететь в Канаду к матери. Ее я взять, как бы того ни хотел, не мог, ведь у Элли спектакли, и она их пропускать не может. А я свои дела смогу частично отложить, частично передать Марату, а частично сделать удаленно. Элли отнеслась к новости спокойно, а когда узнала, почему я так тороплюсь навестить мать, горячо поддержала меня, и за это я был благодарен моей маленькой фее.
Мне повезло, и визу оформили всего за неделю. Возможно, потому, что я ехал к матери. А может потому, что совершенно точно не собирался там оставаться, весь в России меня ждало слишком много дел и прибыльный бизнес, который ни один западный толстосум не согласился бы оставить ради переезда в другую страну.
В общем, спустя девять дней, ранним летним утром я поцеловал сонную Элли, пообещав ей вернуться ка можно быстрее, и вышел из дома к такси, которое должно было отвезти меня в аэропорт.
Глава 21. Элина. Разговор с семьей
Андрей уехал, и для нас так будет лучше.
Но что же вместо сердца ком колючий?
Пьеса «Заблуждения»
Артур улетел, и в моем сердце поселилась тоска. Я, конечно, понимала, что он скоро вернется, но ничего не могла с собой поделать. Несмотря на яркие летние краски, на любимую работу, на окружающих меня друзей, мои дни стали серыми и унылыми без Артура.
Он рассказал мне немного о своей матери. Я узнала, что они не были особо близки, Марьяна всегда жила своей жизнью, но сейчас Арт переживает за нее, ведь последний разговор по телефону ему не понравился. От скупых признаний Артура мое сердце сжалось, потому что даже их хватило, чтобы понять, насколько он мог быть заботливым, хотя старался всеми силами это скрывать, строя из себя бессердечного мерзавца. Я знала, что он не такой, каким хочет выглядеть, но обличать его в этом не стала. Пусть, если ему так легче. Я почувствовала и его облегчение, когда он получил наконец визу, и поняла, каким он был напряженным, пока ждал ее.
За спектакль я больше не переживала. Первый раз был самым волнительным и волшебным. На премьере я сполна ощутила тот самый трепет, который может испытывать актер от жадного внимания публики. Вся лавина ощущений тогда обрушилась на меня. И эйфория от успешной премьеры, и чувство единения со всей труппой, когда я смогла наконец почувствовать себя частью их семьи, и признательность к Владу за его терпение ко мне, и за весь его талант, благодаря которому я тоже смогла перевоплотиться. И, конечно, самое мощное, всеобъемлющее чувство любви к Артуру, благодаря которому и ради которого все это было сделано. Да что там, я любила весь мир, всех людей вокруг.
Теперь, получив первый опыт выступления на большой сцене, я чувствовала себя с каждым разом все более уверенно и знала, что даже отъезд Артура не собьет мой настрой, и следующие спектакли я смогу отыграть так же хорошо, как и первый.
Пьеса должна была идти еще неделю, но ажиотаж не спадал, и Марат сказал, что Арт скорее всего решит продлить показ. Еще Марат поделился, что они собираются расширять репертуар, ведь на одном спектакле долго не выедешь. Но пока вся труппа вернулась к репетициям старых спектаклей, но с несколько иным виденьем, более современным, и на них, как ни странно, тоже появился спрос.
Мне места в старых постановках не было, и у меня оставалась единственная роль Катерины, но я не жаловалась, потому что мне и с ней хватало забот. Арт уехал, но меня и Влада продолжали одолевать приглашениями. К тому же, кто-то распустил слух о том, что мы с Владом пара не только на сцене, но и в жизни. Артур, узнав об этом, долго злился, но сказал, что с такими слухами нужно разбираться осторожно, и он сам решит вопрос, когда вернется. А пока он запретил нам с Владом появляться вместе на публике и соглашаться на любые интервью. Так что я бегала от назойливых журналистов и старалась поменьше обращать внимание на то, что пишут в соцсетях на моей страничке.
Влад сильно изменился, стал каким-то более отстраненным, что ли. Мне не нравилось такое его настроение, я привыкла видеть Влада улыбчивым, компанейским, но он больше не был таким, будто бы замкнувшись в собственной раковине. Я догадывалась о причине его настроения. Диана. Ну конечно, только она могла так повлиять на него. И однажды я решилась заговорить со своим компаньоном на эту тему.
— Влад, ты выглядишь очень грустным, — как-то сказала я ему во время обеда, на который, между прочим, сама выцепила его. Он давно меня никуда не звал, и мне пришлось действовать самой.
— Извини, тяжелый день, — улыбнулся мой напарник, но его улыбка выглядела вымученной, и я, само собой, ему не поверила.
— Влад, перестань. Мне ты можешь рассказать, что происходит. Я пойму, правда. — Я постаралась состроить самую понимающую физиономию, но Влад раскусил меня. Он рассмеялся и ответил.
— Элли, ты очень милая, и я правда считаю тебя своим другом. Но ты мне вряд ли поможешь.
— Это почему же — возмутилась я. В душе взыграло чувство уязвленного самолюбия.
— Потому что ты не можешь изменить прошлое. И я не могу. Так что я сам попытаюсь как-нибудь жить с ним дальше, — голос Влада был грустным, и в глаза он мне не смотрел, уставился в свою тарелку.
— Послушай, я все знаю. Речь ведь идет о Диане? — я решила выложить все карты на стол. Возможно, если я буду откровенной с моим другом, он тоже не станет скрывать свои чувств.
Влад кинул на меня очень пронзительный взгляд, которым буквально пригвоздил к месту.
— Почему ты так решила? — напряженно спросил он. — Диана что-то говорила обо мне? Вы меня обсуждали?
Настала моя очередь потупить взгляд. Здесь стоило быть осторожной, ведь выкладывать Владу все, о чем мы говорили, означало бы предать подругу.