Не покидай меня, любовь
Шрифт:
Ни узнавания ее имени. Ни признания ее статуса. Ни уважения. В душе Эммы поднялись обида и боль.
— Я его жена, — прямо заявила она.
Эмма почти слышала, как женщина думает: «Что же, черт возьми, мне ей сказать?»
— Пожалуйста, не кладите трубку.
Эмма была вынуждена ждать, казалось, целую вечность, чувствуя, как на лбу выступает испарина, несмотря на то, что в коттедже довольно прохладно. Наконец, в трубке снова раздался голос телефонистки:
— Синьор Кардини просит передать вам, что у него встреча и его нельзя
Как удар в солнечное сплетение! Эмма обнаружила, что так сжимает трубку, словно хочет раздавить ее в мокрой ладони.
— Но он сказал, — продолжала женщина, — что если вы оставите номер, по которому с вами можно связаться, то он вам перезвонит.
Гордость диктовала Эмме передать ему, что он может идти к черту, если не потрудился даже поговорить с женщиной, на которой женат. Но она усмирила гордость ради сына и продиктовала свой номер.
Положив трубку, Эмма заварила чаю, обхватила горячую кружку холодными пальцами и устремила взгляд в кухонное окно на ноябрьский сад. Если она будет вынуждена уехать из этой сельской идиллии, где будет играть ее малыш, когда начнет ползать, а потом и ходить? Мало какое дешевое жилье имеет собственный садик.
Звонок телефона ворвался в ее мысли, и она схватила трубку, пока он не разбудил ребенка.
Алло?
Ciao [1] , Эмма.
Слова обрушились на нее, словно ведро ледяной воды. Он произносил ее имя, как никто другой. Впрочем, все, что делал Винченцо, он делал не так, как другие. Он уникален, как редкий черный бриллиант.
— Винченцо. — Она сглотнула. — Спасибо, что позвонил.
На другом конце линии твердые губы Винченцо скривились в жестокой пародии на улыбку. Она говорит так, словно собирается купить у него компьютер! Этим своим мягким английским голосом, которым, бывало, сводила его с ума — и в постели, и вне ее.
1
Привет (итал.). — Здесь и далее прим. переводчика.
— Я нашел короткое окно в своем расписании, — небрежно сообщил он, бросив взгляд на свой открытый ежедневник. — Чего ты хочешь?
Сколько бы она ни говорила себе, что ей больше нет дела до того, что он думает о ней, Эмма ощутила болезненный укол сожаления. Он разговаривает с ней так, словно она совсем ничего не значит для него. Как быстро огонь страсти превратился в холодный пепел.
Так ответь ему в той же небрежной манере, отрывисто и официально. Будет не так больно…
— Я хочу получить развод. Последовала пауза. Долгая пауза. Сузив глаза, Винченцо откинулся в кресле, вытянув перед собой свои длинные ноги.
— Зачем? Ты кого-то встретила? — холодно спросил он. — Возможно, планируешь вновь выйти замуж?
Его безразличие ранило ее. Неужели это тот самый Винченцо, который когда-то грозился повыдергивать руки и ноги мужчине, пригласившему ее на танец, пока она не успокоила его и не сказала, что не хочет танцевать ни с кем, кроме него? Нет, конечно же. Тот Винченцо любил ее. Или, по крайней мере, утверждал, что любит.
— Даже если бы я кого-то и встретила, то, уверяю тебя, не пошла бы с ним к алтарю. Ты на все жизнь отвратил меня от брака, Винченцо, — сказала она, пытаясь тоже причинить ему боль. Впрочем, это было напрасной тратой времени, потому что смех, раздавшийся в ответ, был пронизан цинизмом.
— Это не ответ на вопрос, — вкрадчиво напомнил он.
Сердце Эммы пропустило удар.
А я и не обязана отвечать.
Ты думаешь? — Винченцо развернул кресло к окну и устремил взгляд на линию горизонта.
Что ж, в таком случае этот разговор никуда нас не приведет.
Нам не нужен разговор, Винченцо, нам нужно…
Нам нужно установить факты. — Его слова резали как нож. — Давай назначим дату, встретимся и поговорим.
Колени Эммы подогнулись, и она ухватилась за стол.
— Нет!
— Нет? — насмешливо переспросил он, услышав панику в ее голосе. — Ты в самом деле думаешь, что я собираюсь обсуждать завершение моего брака по телефону?
— Нет необходимости встречаться самим, можно все устроить через адвокатов, — предложила Эмма.
— Тогда валяй, устраивай, — ответил он тем же тоном.
Он блефует, потому что подозревает, в каком она бедственном положении? Но он не может этого знать.
— Если хочешь моего содействия, тогда предлагаю нам встретиться, Эмма, — мягко продолжил Винченцо. — В противном случае я обещаю тебе очень долгий и очень дорогостоящий процесс.
Эмма закрыла глаза, приказывая себе не заплакать, потому что он ухватится на любой внешний признак слабости и налетит на нее как коршун.
— Зачем тебе это нужно, Винченцо? — устало спросила она. — Мы оба знаем, что наш брак умер, и никто из нас не желает его продолжения.
Возможно, если бы она пролила слезу, если б ее голос дрогнул, то Винченцо, быть может, пощадил бы ее. Но ее холодный, приземленный тон разжег в нем искру злости, которая дремала с тех пор, как их брак разрушился, а сейчас вновь возродилась к жизни. В этот момент самым главным для Винченцо стало помешать планам Эммы.
— Как насчет понедельника? — спросил он, пропустив ее возражения мимо ушей.
Эмма заморгала, чтобы прогнать подступившие к глазам слезы.
— Понедельник… да, это меня устраивает, — сказала она. — Во сколько?
— Где ты живешь? Мы можем поужинать? Эмма задумалась: последний поезд на Боудейл из Лондона уходит в начале двенадцатого, но вдруг она на него опоздает? Ее подруга Джоанна будет рада присмотреть за Джино днем, но никак не ночью. Кроме того, она никогда не расставалась со своим малышом больше чем на несколько часов.
Игнорируя первую часть вопроса, Эмма заставила себя говорить небрежно: