Не поле перейти
Шрифт:
В матросском клубе девушки танцевали с водолазами. Парни были сильные и широкоплечие. Но и среди них выделялась фигура Николая Баштового. Новая форменка обтягивала грудь. Точно шлифованные лопасти, выпирали на спине косые мышцы. Он стоял у колонны, заложив назад руки, привыкшие вязать морские узлы из корабельных стальных тросов. Брови большие, черные.
– Что ж не танцуете, моряк?
– смеясь спросила Верочка, одна из стайки девушек, проходивших мимо Николая.
– Не умею.
Остаток вечера Николай набирался храбрости. Когда стали расходиться, Вера задержалась у зеркала,
На следующий день они пошли в кино. Потом Вера учила его танцевать. После шестой встречи он сказал:
– Ухаживать я не умею, сама видишь. Давай поженимся.
Верочка рассмеялась, хотя шутка ей не понравилась. Потом поняла, что он говорит серьезно, и испугалась.
– Дурехи девки, - укоризненно сказал Николай.
– Когда всякие пижоны их обманывают, они млеют, развесив уши, и верят. А если от всей души морской - подвоха ищут.
– Ну как же можно так скоро!
– возмутилась она.
– А если характерами не сойдемся?
– Про характер это специально для разводов придумывают. Я, например, с личным составом всего корабля сошелся характером. А тебя целая фабрика любит. Что же нам друг перед другом характер выказывать?.
Она поверила. Поверила этим ясным глазам. Спустя несколько дней пошли в загс. Служащий просмотрел их документы, записал фамилии в какие-то книги и сказал:
– Вам дается три дня для последних размышлений.
Если ничего у вас не изменится, приходите. Оформим законный брак.
Они не знали о таком порядке.
– Вот что, - обрадовалась Верочка, - давай эти три дня не встречаться. Пусть каждый из нас подумает наедине с собой.
Она понимала, что "испытательный срок" ничего не изменит в решении Николая. Мысли у него ясные и простые, все обдумано и крепко, как крепок он сам.
События, неожиданно и резко изменившие ее жизнь, пугали, но она верила в хорошее. Полагалась уже не так на себя, как на него. С ним не будет страшно. Но в душе словно царапало что-то: уж очень все молниеносно, прямо перед людьми совестно. И она обрадовалась этим трем дням. Они как бы государственная проверка, после которой можно со спокойной совестью идти в загс.
Условились встретиться на четвертый день в двенадцать часов. Она говорила:
– Если ты передумаешь, ничего не надо объяснять.
Просто не приходи. А если меня к двенадцати не будет дома, тоже не ищи и ни о чем не спрашивай.
Николай слушал улыбаясь.
За пятнадцать минут до назначенного срока три подруги, помогавшие Вере убирать комнату, расцеловали ее и убежали, чтобы не встретиться с Николаем: в этот торжественный момент они должны быть только вдвоем.
Вера была в белом платье. Она посматривала на часы и волновалась. Но ей не хотелось, чтобы он пришел и раньше времени. Пусть ровно в двенадцать!
Пусть полностью истечет срок.
На следующий день, смущенная, растерянная, каким-то безразличным тоном сказала подругам:
– Передумал... Это его право... На то и давались три лня.
Она не плакала. Ее успокаивали: человек военный, могли задержать по службе, может быть, завтра придет.
Он не пришел ни завтра, ни на следующий день.
Вера
Не могла оторвать глаз от таблички.
– Сегодня приема нет, - услышала чей-то голос.
– Кто этот Баштовой?
– выдохнула она наконец.
– Как - кто? Депутат... Водолаз, член партийного бюро части.
Держась за стены, Вера спустилась вниз.
"Значит, не передумал, а просто не собирался жениться. Иначе не скрыл бы своих чинов и званий.
Как же принимает он "по личным вопросам"? Какое право на это имеет?"
Она рассеянно шла, никуда не глядя, и уже у своего дома, завернув за угол, остановилась пораженная. Навстречу ей, качаясь из стороны в сторону и балансируя руками, шел Баштовой, едва удерживая равновесие.
Бескозырка была сбита набок, волосы лезли на мутные остекленевшие глаза.
Увидев Верочку, он рванулся к ней и еще издали заплетающимся языком заговорил:
– В-верочка... пон-нимаешь...
С Баштовым поравнялась машина и резко затормозила. Из нее выскочили морской офицер и два матроса с красными повязками на рукавах: военный патруль.
– Вот он, голубчик, - сказал кто-то из них.
Верочка прижалась к стене. Ей слышно было, как
Николай пытался доказать, будто он не пьян, она видела, как моряки взяли его под руки и втащили в машину.
Ч го же случилось с Баштовым?
Почему не пришел он в назначенный час?
Все свои двадцать три года он прожил честно. Еше совсем мальчишкой стал взрослым, потому что шла война. Мужчин в селе не осталось. Он просился на фронт, его не пускали: молод. Но настало время, когда сказали: приходите с вещами.
Николай попал в запасный полк, в роту противотанковых ружей. Мучительно долго текли месяцы учения. И вот наконец полк погрузился в вагоны.
Эшелон приближался к фронту.
На остановках Николай бродил по перронам незнакомых станций, на продпункты шел не торопясь, как бывалый воин. Раненым, возвращающимся домой, безразличным тоном солидно говорил: "Да вот на фронт едем".
На какой-то станции выдали автоматы. Значит, теперь близко. Поезд шел по чужой земле. Все чувства смешались: собственное достоинство, гордость, что-то огромное, захватывающее и где-то, казалось, за пределами сознания, - тревога. Но она заглушалась свершившимся: едет на войну.
Сколько читалось о старых войнах, о подвигах в этой войне. Но то была лишь романтика, далекая от его жизни. Теперь в руках автомат и все реже остановки эшелона. В голове какая-то смесь из книг Толстого и Николая Островского, но все это неотчетливо, неясно. Он не вспоминал произведений, но когда-то прочитанное всплывало как собственные туманные мысли. Это были даже не мысли, а ощущение, будто заполнен он чем-то, все его существо стало другим, и весь он другой. Он знал, что совершит подвиг и этот момент близок.