(Не) понимание долга

Шеин Владимир

– Евгений, всё, что ты прочитал полностью идентично оригиналу за исключением сведений, позволявших бы идентифицировать личности и место. Что случилось?

– Тут за пять минут не объяснить, поэтому пошли в дом, опробуем твой виски. – Я направился вслед за ним в дом, где Евгений достал из холодильника колбасу, копчёное мясо, сыр, лимон, фрукты, всё это нарезал, сервировал стол, достал привезённую мной бутылку виски, стопки, уселся за стол. После этого он наполнил стопки, салютовал мне своей и со словами «Ну, поехали!» (Гагарин, блин!) выпил ёё. А затем началось действительно самое интересное.

– Судебно-медицинский эксперт, проводивший аутопсию и оформлявший заключение либо бездарь, либо халтурщик, – начал Женя. – в его заключении практически полностью отсутствует описание раны, нет её описания и характеристики. Не

описано, каким было входное отверстие раны, практически отсутствует описание раневого канала, не указано, были ли обнаружены какие-либо фрагменты одежды в ране. Ты же знаешь, что при огнестрельном ранении повреждение тканей сопровождается передачей им пулей части своей энергии. Возникающее в результате резкое колебание тканей усиливает повреждение по ходу раневого канала и вызывает новые в удаленных от него местах. В выводах эксперт указал лишь на то, какие органы преодолела пуля, но о повреждении иных органов и тканей не говориться ничего. Эксперт делает вывод о том, что «рана с признаками выстрела с близкой дистанции», но не указывает, как он к такому выводу пришёл. При исследовании трупа он не указывает на обнаруженные пороховые зерна и металлические частицы, которые в любом случае были ли бы в области входного отверстия. Также он делает вывод о том, что массовая кровопотеря привела к малокровию внутренних органов. Но в описательной части экспертизы не указано, в чём выразилась анемия (малокровие) и в каких органах. Это из серьёзного, полно других мелких огрехов: он указывает, что на момент аутопсии 26 июля 2017 года в 20 часов на трупе обнаружены трупные пятна интенсивности окраски. Но такой окраски они не образовывают в такой маленький промежуток времени с момента наступления смерти, а при смерти от массивной кровопотери, вообще трупные пятна выражены слабо; при описании одежды трупа в месте входного отверстия имеется указание лишь на повреждение одежды в указанном месте, опять же, не указывается на наличие пороховых зерен и металлических частиц. Любой здравомыслящий следователь потребовал бы проведения дополнительной экспертизы.

– Женя, а что ты скажешь мне по поводу осмотра места происшествия? – спросил я.

– К осмотру у меня претензий меньше, но я не понимаю, как следователь мог обнаружить при осмотре трупа столько крови. Её не могло столько натечь. Либо следователь очень впечатлительный и неопытный, что принял небольшие помарки крови за лужи, либо написанное им не соответствует действительности.

– А что ты имел в виду по поводу того, что эксперт, возможно, халтурщик?

– Вячеслав, ты же прекрасно знаешь работу судебно-медицинского эксперта в большом городе. В день мы проводим аутопсию, как минимум, трёх-четырёх трупов. Но аутопсия не самое главное. Нашу работу необходимо оформить, то есть задокументировать. Сначала я вскрыл труп, вырезал из него всё, что меня интересует (виски стал брать своё, иначе Евгений не позволил бы себе таких высказываний), а затем мне необходимо оформить заключение. В заключении, я, как тебе известно, отражаю не только выводы, но и всю процедуру исследования: описание одежды, самого трупа, как внешне, так и его внутренних органов, перечень изъятых на гистологическое исследование частей органов и их размеры. Я при аутопсии использую диктофон и надиктовываю увиденное. За некоторыми экспертами записывает медицинская сестра, а некоторые вообще ничего не диктуют и не записывают – пишут акты по памяти. Кроме того, человеческие организмы, поступающие в морг, по своей сути все одинаковы. Поэтому, описание женщины, которое эксперт отразил в предыдущих актах, можно спокойно благодаря компьютеру скопировать в новый акт: это освобождает от необходимости излишней писанины. Экспертов, которые таким занимаются, я и называю халтурщиками, так как считаю, что копирование одних и тех же данных в документы, предваряющие отправление человека на кладбище – вроде как кощунство. Необходимо уважать и свою работу, и объект работы. В принципе, такая халтурная работа не влечёт никаких последствий при некриминальной причине смерти человека – вне зависимости от правильности выводов эксперта в смерти человека никто невиноват. В случае же с криминальными трупами это может привести к неправильному выводу о причинах смерти либо лишить следователя возможности определить точные характеристики орудия убийства. Да ты и сам должен помнить, дело об убийстве Сидорова в 2009 году, тогда

эксперт в заключение, в его исследовательскую часть ошибочно скопировал сведения об описании трупа женщины. Помнишь, как тебя и его вызывали в суд и спрашивали, как при исследовании трупа мужчины можно обнаружить «грудные железы средней величины, тестоваты» и «наружные половые органы по женскому типу, сформированы правильно». – Женя расхохотался. – Хотел бы я посмотреть на бледного эксперта, который отвечая на вопросы адвоката и суда, пытался объяснить это якобы опущенной технической ошибкой. Ещё выпьем? – спросил он, поднимая опустевшую бутылку виски.

– Женя, давай сначала о деле, – ответил я, – а потом остальное.

– Хорошо, – согласился он. – но говорить-то больше не о чем.

– Ну не скажи. – ответил я и спросил. – Почему в заключении нет ни одной особой приметы девушки: родинки, шрама, татуировки и т. п.?

– Родинки мы не всегда описываем, татуировки и шрамы могут у трупа и отсутствовать, особенно это касается татуировок, хотя это в последнее время редкость. Дело в том, что при описании трупа особые приметы важны при отсутствии сведений об его личности. Из твоего же заключения следует, что личность трупа на момент аутопсии была установлена. При этом перед исследованием трупа берутся образцы отпечатков пальцев и ладоней рук – сейчас каждый второй дактилоскопирован и необходимые данные есть в специальных базах данных, доступ к которым есть у следователя. Так что необходимости в описании мелких деталей нет необходимости. – ответил Евгений.

– Почему мне кажется, что с этим трупом что-то не так? – спросил я в пустоту и вновь обратился к Жене, – Тебе ничего не показалось в этих документах особенно интересным?

– Нет, так как всё, что я тебе сообщил и так является «особенно интересным», как ты выразился. – ответил он. – Если у тебя появятся дополнительные данные, то звони, подумаем.

– Знаешь, у меня такое ощущение, что я не задаю тебе вопроса, который, вероятно, является самым важным. Что-то в этих документах и сказанном тобой вызывает у меня чувство, что я что-то обнаружил, но пока не понял, что именно.

– Вот, когда обнаружишь, тогда и будешь думать. – назидательно сказал Женя. – С работой закончено? Можем отдыхать?

– Конечно, ничего другого не остаётся. – ответил я и, заговорщицки посмотрев на него сказал. – Я тебе тут привёз небольшой сувенир.

О том, что происходило дальше лучше не рассказывать. Скажу лишь, что монеты были внимательно изучены Евгением, приняты, пятирублёвка с двусторонним оттиском – даже с восторгом. Всё это сопровождалось возлиянием различных спиртных напитков, шашлыками, купанием в озере и т. п. О деле я смог думать только к вечеру следующего дня с чувством чего-то незавершённого: либо не задал нужный вопрос, либо не сформировал нужную мысль. В любом случае, в деле генерала обнаружились вопросы, ответы на которые необходимо получить.

2

В понедельник с утра, в своём офисе я проверил электронную почту и обнаружил, что Тхай держит своё слово – ответы на мои вопросы поступили. Так, был приведён анализ национального законодательства в сфере регистрации сообщений о преступлениях и порядку возбуждения уголовных дел. Если кратко, то получалось следующее. Первоначально сообщение о преступлении регистрирует оперативный дежурный, которому оно поступило. В нашем случае это был телефонный звонок. Оперативный дежурный фиксирует время звонка и сведения, которые ему сообщили в специальный журнал. После регистрации он направляет следственную группу на место происшествия. 26 июля 2017 года он не успел её сформировать – во время того, когда он сообщил по рации о звонке девушки и выяснял, кто из патрульных ближе всего к резиденции генерала, ему по телефону позвонил инспектор Ли и сказал, что он находится в непосредственной близости от места происшествия и может взять это дело на себя. Оперативный дежурный согласился, хотя у Ли в тот день был выходной – это облегчало ему организацию сбора группы. Стало понятно, как инспектор первым оказался на месте происшествия. Немного удивляла его инициатива в желании поработать (я бы на его месте ни за что не поехал). Это объясняло, как Ли оказался на месте происшествия через десять минут после поступившего в дежурную часть звонка. Непонятно, как он узнал о происшествии, так как оперативный дежурный разговаривал по рации, а Ли позвонил ему по мобильному телефону.

Конец ознакомительного фрагмента.