Не потерять человека
Шрифт:
– Раньше надо было! И объявлять союз пролетариев и крестьян.
– Инородцев ширше звать нужно было: и башкирцы, и калмыки, и мордва – все помогнули б. Я их знаю!
– Я в тех местах Колчака да белочехов колошматил. В Орские заводы Пугачу бы идтить.
Лена и Шестаков возвращались по тихой заснеженной улице. Погода стояла хорошая, ясная, и они шли не спеша – гуляя. Изредка, порывами налетал ветер и трепал на высокой круглой тумбе обрывок давнишней афиши.
Лена мельком взглянула на нее и остановилась:
– О
На остатке афиши можно было прочесть объявление, напечатанное замысловатыми готическими буквами:
«…ОГРАММА ВЫСТУПЛЕНИЯ: ОБРЕЗ РУКИ ИЛИ ОТРЕЗ ГОЛОВЫ, С КРОВОТЕЧЕНИЕМ, НО НЕ НАСМЕРТЬ!»
Шестаков расхохотался:
– Вот бы вашим слушателям, Леночка, предложить такую программу!
Лена с улыбкой сказала:
– Как раз этим их не удивишь. Но во многих вещах они как дети…
– Да, – согласился Шестаков. – Однако заметьте, что они все-таки сделали то, что не удалось Пугачеву. В их соображениях по тактике войны с царизмом – огромный собственный опыт. И поражений, и побед.
– А у меня нет никакого опыта, – грустно отозвалась Лена. – Вернее, мой опыт никому – да и мне самой – не нужен. И научить ничему не может.
– У вас зато есть замечательной силы характер, – снова засмеялся Шестаков.
Лена замахала на него руками:
– Какой там характер! Я держусь, как могу, чтобы не видно было моего страха. Я так вам завидую…
– Мне? – удивился Шестаков.
– Вы такой молодой…
– Леночка, какой же я молодой?! Александру Невскому на Чудском озере было двадцать три года! А я в эти годы еле в штурмана на эсминце попал.
Лена взяла его под руку, посмотрела в глаза:
– Я очень люблю, когда вы смеетесь. Вы такой сильный, уверенный в себе, все знающий… А когда смеетесь, глаза у вас детские!
Шестаков попытался отшутиться:
– Мудрости в них маловато… Житейской!
Лена покачала головой:
– Ее не бывает, житейской или абстрактной. Мудрость – это познание добра и зла. На наш век столько зла пришлось! Где добра собрать столько же?
– Леночка, хороших людей в мире больше, и они заслуживают счастья, – ласково сказал Шестаков. – Надо им только помочь – а вы им уже помогаете…
Лена долго шла молча, потом повернулась к Шестакову:
– Мне самой помогать надо, Николай Павлович. Не знаю, может быть, это глупо, что я говорю вам…
Она смущенно замолчала.
– Так что именно вы мне говорите? – попытался поддержать ее Шестаков.
– Ну, в общем… Только с вами я в последнее время чувствую себя уверенно, – решилась Лена.
Шестаков остановился, долго смотрел на нее, потом обнял и крепко прижал к себе.
– Ну, что же вы молчите? Скажите хоть что-нибудь! – попросила Лена.
Шестаков горячо воскликнул:
– Лена! Мы первые люди только что родившегося мира! Мы его сами творим для себя! И знаешь… мне с тобой прекрасно, как никогда не было в жизни!..
Лена
– Только очень холодно и голодно…
Шестаков подхватил ее на руки и помчался по дощатому тротуару. Ему было легко. И он закричал на всю улицу:
– Лена, любовь моя! Мне хорошо, хорошо, хорошо!
Вдоль Темзы по темному гладкому асфальту неспешно катил автомобиль – черный лимузин «даймлер», длинный и солидный. В закрытой задней кабине его, отделенной зеркальным стеклом от шофера, сидели Красин и Ногин.
Ногин говорил с горечью:
– Они хотят взять нас измором: нам – вежливые поклоны, любезные уверения в желании торговать и мирно соседствовать…
Красин кивнул:
– А Врангелю – пароходы с пулеметами, танками, продовольствием и обмундированием!
– И не только Врангелю – всем белогвардейцам! По указанию правительства Америки президент зерновой палаты отпустил представителю белогвардейцев в Вашингтоне для отправки на Север девять тысяч тонн пшеницы! С угольных складов – десять тысяч тонн угля! Обмундирование! Снаряды, самолеты, средства связи!
Красин, элегантный, в светлой тройке, с резной тростью, закурил сигарету, задумчиво посмотрел в окно:
– И все-таки, я думаю, мы их обыграем. Как говорят борцы – дожмем в партере…
– Да-а? Вы так полагаете, Леонид Борисович? – не очень уверенно переспросил Ногин.
– Один очень умный человек сказал как-то, что у Англии нет постоянных друзей, нет постоянных врагов, а есть лишь постоянные корыстные интересы…
Он осторожно постучал ногтем по сигарете, стряхивая в пепельницу столбик пепла.
– Правнуки праотцев капитализма на всем хотят урвать свой клок. На всем абсолютно, без исключения, что-то выхитрить и выжулить…
– Но нас они хотят обжуливать, вообще ничего не давая взамен! – с возмущением воскликнул Ногин.
– А мы здесь зачем? На то и щука, как говорится, в море, чтобы карась не дремал. По поводу моего отчета о встречах с представителями британского правительства Владимир Ильич через Чичерина прислал шифрограмму: «Мерзавец Ллойд-Джордж надувает вас безбожно и бесстыдно, не верьте ни одному его слову и надувайте его втрое».
Ногин расхохотался:
– Ай да Ильич! Он будто вместе с нами за столом переговоров в Уайт-холле сидел!
Красин приоткрыл окно и выпустил в него струю голубого дыма, сказал деловито:
– Надо создать у англичан ощущение, что инициатива уходит от них. Тогда поторопятся.
– А как вы это сделаете?
– Очень просто. Тут я нечаянно «обмолвился» об успехе торговых переговоров с Италией; там «ненароком» в газеты попала информация о деловых предложениях американских нефтяных тузов из Техаса; вчера шведский коммерческий пул «неожиданно» получает концессию, а сегодня мы встречаемся с главой «Закупсбыт Лимитед» господином Востротиным. И факт этот тоже не пройдет мимо внимания англичан…