Не разбивай мое сердце, босс!

Голд Лена

— Родной, прошу, поговори с отцом.

— Что? Ты… Ир…

— Я знаю, — гладит по щеке и улыбается. — Знаю, что все непросто. Что прощение — это сложная вещь, но порой нужно просто с чего-то начать.

Мне трудно поверить, что она говорит о подобном в отношении моего отца, но не хочу с ней спорить, тем более сегодня. Да и… отец, я могу просто выслушать его, и все.

Мама стоит позади, но не вмешивается. Я знаю, как ей сложно быть среди огня и пытаться нас примирить, при этом оставаться верной и мужу, и сыну.

Ира

что-то говорит ей и возвращается сразу ко мне.

Мы проходим в беседку, чуть дальше стоящую от шатра, и садимся с Ирой напротив отца.

— Я, наверное, пойду, — пытается встать, но я держу ее за руку.

— Нет, останься, — мягко прошу.

— Хочу вас обоих поздравить для начала, — начинает отец.

— Спасибо, — жена рядом улыбается, а я хмурюсь.

Не понимаю, почему она так радостно принимает этот разговор. Однако решаю спросить ее об этом потом, когда отец уйдет отсюда.

— Чего ты хотел?

— Извиниться, сын. Все, чего я хочу, — это извиниться перед тобой.

— Зачем? Кажется, ты дал понять, что я не тот сын, который бы тебя порадовал своей терпимостью и послушанием. У нас разные взгляды на отношения «сын-отец», и они вряд ли поменяются с этим разговором.

— Стас, — он устало вздыхает и проводит рукой по седеющим волосам. — Я не горжусь тем, что пытался сделать и сделал. И мои намерения не оправдают ни одного слова, сказанного тебе раньше. И я не жду, что сейчас скажу «прости», а ты это сделаешь. Самое страшное — остаться на обочине твоей жизни и наблюдать со стороны за тем, где я должен был быть. Это уже происходит, и я… я не могу этого выносить.

Он отворачивается, смотря на искусственный водопад.

— Я…

— По твоей вине, так или иначе, пострадала Ира.

— Чуть не пострадала, — поправляет она меня тут же.

— Я никогда не хотел того, что произошло, сынок. И я искренне прошу прощения за тот эгоизм, который в итоге встал между нами.

Теперь отворачиваюсь я. Потому что хочу верить. Потому что знаю своего отца. Он был порой груб, иногда слишком тверд в своих действиях, но никогда не делал кому-то зла. И все равно ничего из этого не укладывается в голове.

Я не знаю, как мне быть сейчас. В данную секунду.

— Можешь остаться. Мы только начали, — отвечаю, отходя в сторону и помогая Ире с платьем.

— Спасибо, — отец смотрит в упор. — Я сейчас подойду, — говорит, прочищая горло, а мы уходим.

Ира сжимает руку, но ничего не говорит. По пути встречаем маму.

— Все хорошо?

— Будет.

— Я пойду к нему, веселитесь, — целует нас обоих, проходя дальше, но Ира останавливает.

Я обнимаю ее и прижимаю к себе.

— Он приходил извиниться.

— Так и думал.

— И я простила.

— Ты слишком добра, милая, — целую нежную щеку.

— Как и ты.

— Я не слишком.

— И все же ты молодец, — прикасается губами к моим. — Я тобой очень горжусь, родной.

— А мы можем уже

сбежать отсюда?

— Не-а. Я не надела еще второе платье и не съела кусок своего свадебного торта.

Ира красиво разворачивается и уходит, иногда поглядывая на меня через плечо. А я, как дурак, улыбаюсь и смотрю на нее, влюбляясь в собственную жену все сильней.

7 месяцев спустя

Ира

Беременность — чудесное время для женщины. Никто не спорит. И я бы не стала, если бы не тяжесть весом в четыре килограмма впереди меня. Нет, наш ребенок со Стасом примерно три с половиной, что совершенно норма, так как мне рожать через пару недель. Остальное — это воды. К тому же отеки у меня ужасные, и тот вес, что я набрала за девять месяцев, превысил некую норму. Я схожа с маленьким бочонком, хотя муж говорит, что я по-прежнему самая прекрасная женщина в мире.

Но повторюсь, беременность — это прекрасно.

За время, как я стала Авериной, многое поменялось и встало на свои места.

После свадьбы мы отправились на курорт нашего побережья, так как я не стала рисковать с перелетом. Стас позволил мне работать до семи месяцев и с огромной радостью отпустил меня в бессрочный декрет, который, как я уже понимала, что означает. Но это не мешало мне приходить к нему и сидеть рядом, когда душа пожелает. Впрочем, сам Стас был не против этого. Скорее ему нравилось, что я под его присмотром. А чего стоили его беседы с малышом. Этот грозный и властный мужчина становился плюшевым медведем, и я легко могла представить, каким отцом он станет в итоге.

Анюта начала учиться в той самой школе, и, кажется, у нее все получалось даже лучше, чем она сама предполагала.

Дачный сезон мамы прошел успешно. К тому же они с Надеждой Станиславовной очень сдружились и часто видятся. Свекровь у меня очень интересная женщина, умная и увлекающаяся — им всегда с мамой есть что обсудить.

Что же касается Стаса и его отца, то тут продвижение в отношениях, разумеется, есть. Хотя я вижу, что ему сложно переступить через тот случай и довериться снова. Но они держат курс в правильном направлении, что радует всех нас, кто переживает за обоих.

Ну а сейчас, после всех этих воспоминаний о прошедших месяцах, я тихо сижу и жду мужа.

Слышу, как дверь квартиры открывается, и знаю, что первым делом думает Стас.

— Ир?

Я погасила свет везде, кроме одной-единственной комнаты. И так как он стоит на пороге, ему этого еще не видно. Шаги становятся слышны, и я наблюдаю за тем, как мой любимый медленно выходит из-за угла.

— Черт возьми, — слышу его голос и улыбаюсь.

— С днем рождения, родной!

Он оставляет там же свою сумку, верхнюю одежду и идет вперед, лавируя между свечами, расставленными хаотично на полу.