Не родись богатой, или Синдром бодливой коровы
Шрифт:
Я пленку, Сева, оставлю одному мужику, он мне услугу должен. Он не знает ничего, так, проходной персонаж, можешь на нем не циклиться. Если я эту пленку у него лично в оговоренный срок не заберу, он тебе ее принесет. Раз ты ее смотришь, значит, Сева, что-то неладно со мной. Ты займись этим, хорошо? Может, больницу эту поискать или лабораторию? Вдруг они меня опять туда забрали?
Макар исчез так же внезапно, как и появился, и по экрану снова побежали черные полосы.
Самойлов поднял пульт и вытянул вперед руку. Экран погас.
– Ну? – спросил он. – И каким боком тебя это касается?
– Я кое-что видела, – потерянно ответила Настя. – Я видела, как микроавтобус фирмы подъехал к даче Макара Мерлужина. Оттуда вышли люди в комбинезонах и вошли в дом. Это я – та самая соседка.
– И? – напряженно спросил Самойлов. – Что эти типы делали в доме у Мерлужиных?
– Они начали обыскивать Любочкину спальню. Они делали это так тщательно! И все были в перчатках. Кажется, они заметили, что я на них смотрю. Послали одного типа проверить. Но я сделала вид, что сплю.
Настя слегка приврала и поэтому покраснела. Самойлов не обратил на ее смущение никакого внимания, задумчиво сказав:
– Видимо, в ее вещах было что-то, что могло их скомпрометировать.
– Видимо, – согласилась Настя. – Я Макару рассказала про это.
– А он?
– Испугался. Заверил, что все нормально, и свернул разговор.
– Но ты все не могла успокоиться из-за обыска и решила вывести «КЛС» на чистую воду! – с едва уловимой насмешкой в голосе произнес Самойлов.
– Вовсе не из-за обыска. Я встретила Любочку накануне ее гибели. Она ужинала в ресторане с тем самым психологом, о котором говорил Макар. Его фамилия Ясюкевич.
– Откуда ты узнала фамилию?
– Ко мне случайно попала его визитная карточка.
– Случайно?
– Ну… Я вела разведдействия, – неопределенно сказала Настя. – А потом со мной начали происходить всякие странные вещи.
– Например? – С тех пор как Настя получила на руки видеокассету, Самойлов как будто немного смягчился.
– Вот посмотри на меня, – призвала его Настя и, поднявшись на ноги, развела руки в стороны, как бы предлагая обозреть себя со всех сторон. – Как я тебе? Не красотка, верно?
Самойлов молчал, уставившись куда-то ей в живот неподвижным крокодильим взглядом. Она приняла его молчание за согласие и с воодушевлением продолжала:
– И вдруг совершенно неожиданно ко мне начинаются клеиться потрясающие мужики. И уж поверь мне: раз я говорю потрясающие, значит – потрясающие.
– Ясное дело! Каждая юбка считает себя великим экспертом по мужчинам, – съязвил Самойлов.
– А что тебя так задевает? – удивилась Настя и тут же нахмурилась: – Не знаю, зачем я тебе вообще все это рассказываю.
– Затем, что у тебя нет денег, тебе негде ночевать, а я поддался примитивному шантажу и выполняю все твои прихоти.
– Ну, если ты считаешь прихотью попытку спасти свою жизнь…
– Ладно. Давай рассказывай, каким образом потрясающие мужики связаны с угрозой твоей жизни? – раздраженно перебил ее Самойлов. – Опасная пленка попала к тебе в руки только сегодня. До этого ты ничем не располагала. Ах да! Видела психолога в ресторане. Уверяю тебя, на суде это не будет считаться уликой. Психолог не должен был сильно расстроиться.
– Он не разрешил Любочке зайти со мной в туалет! – выпалила Настя.
– Скажет, что не мог на нее насмотреться.
– Забыла сказать: еще я побывала в офисе фирмы «КЛС».
– Похвальный порыв, – одобрил Самойлов. – И что ты там узнала?
– Узнала, что Ясюкевич – тот самый психолог – собирается научить одного типа по фамилии Аврунин, как проводить «операцию на воде».
– Что? – удивился тот. – Значит, ты в курсе, что это за операция?
– В том-то и дело, что нет! Я до сих пор не знаю всех тонкостей. Каким-то образом эти гады убеждают женщин писать предсмертные письма, а потом убивают их.
– Может быть, гипноз? – предположил Самойлов. – Подавление воли?
– Гипнозом занимался второй потрясающий мужик, которого ко мне подослали.
– Что значит – подослали?
– То и значит. Скажи, вот какая тебе женщина нравится больше всего на свете? – спросила Настя.
– Ты ее не знаешь.
– Да нет, я имею в виду что-нибудь общечеловеческое. Джина Лоллобриджида, или Николь Кидман, или Ольга Кабо, например?
– Фанни Ардан.
– Ага, – тут же «запротоколировала» Настя. – Она такая же дикая и такой же черной масти, как ты.
– Что значит – дикая?
– В ней много жизни, энергии, секса…
Самойлов тут же приободрился и спросил:
– Ты хотела что-то сказать по поводу женщины, которая мне нравится.
– Да, точно. Представь: сидишь ты в своем коттедже, листаешь словари, и вдруг стучат в дверь. Ты открываешь, а там – Фанни Ардан. Ну, или почти Фанни. Женщина, очень на нее похожая, отчего у тебя просто дрожь по спине. И вот эта Фанни рассказывает тебе, как она у тебя очутилась – вполне приемлемая версия, надо сказать. А потом начинаются чудеса. Она ластится к тебе, садится на коленки, обещает любить до гроба. Заметь – ни с того ни с сего.
– Ну и что? – непонимающе уставился на нее Самойлов.
– Как – ну и что? Ты разве не удивишься такому повороту событий?
– А почему я должен удивляться?
– Потому что ты не Дэвид Духовны! – рассердилась Настя. – И даже, смею тебя заверить, не Джордж Клуни! Ты гораздо страшнее.
– Мерси.
– Будем реалистами, мон шер. Даже если ты классный парень, ей надо узнать тебя поближе, чтобы влюбиться, не так ли?
– Ты сама сказала: во мне много энергии, секса…
– Фу, ну ладно. Одна Фанни Ардан – пусть. Пусть она ошалела от твоей энергии. Но четыре Фанни подряд! Это как? Причем раньше они что-то за тобой по улицам не бегали, за штаны не хватали.