Нe рычите на собаку!
Шрифт:
И то, что живущих в Нью-Йорке верблюдов можно с тем же успехом обучить ложиться при словах «Спокойно, крошка!», не имеет ни малейшего значения.
Поэтому-то профессиональные дрессировщики не могут понять, что многие условные стимулы выбраны произвольно. Однажды в платной конюшне я работала с молодой лошадью на корде, обучая ее команде «Вперед!». Тренер конюшни смотрел на это с отвращением и наконец сказал: «Так ничего не выйдет – лошади не понимают „Вперед!“, надо цокать». Потом взял веревку у меня из рук, сказал: «Тцо-тцо» и стеганул жеребенка по крупу свободным концов веревки, что естественно тотчас же вызвало движение вперед.
«Понятно?» – сказал он, считая свои слова доказанными.
Я поняла. С тех пор, воспитывая моих пони, я обучала их слушаться не только моих команд, но и любой возможной системы понуканий, окриков, применяемой другими дрессировщиками. Это избавило меня от неприятностей и заставило говорить обо
Обучить пони двум системам команд не только возможно, но и легко. В то время, как на каждый отдельный сигнал вам надо получать только какое-либо одно поведение, вполне достижимо получение одного и того же поведения на несколько условных сигналов. Например, в переполненном людьми помещении оратор может потребовать тишины, воскликнув: «Тихо!», или встать и, подняв руку, жестом призвать к молчанию.
А если присутствующие шумят и при этом находятся в некотором подпитии и, следовательно, отличаются рассеянным вниманием, поможет позвякивание ложкой по стакану. Мы все обучены осуществлять данное поведение в ответ на любой из, по крайней мере, трех этих стимулов.
Введение второго условного стимула для выученного поведения называется переносом стимулов. Чтобы добиться переноса, вы предъявляете старый стимул – допустим, команду, поданную голосом, – как всегда, и новую команду – скажем, сигнал, поданный рукой, – и подкрепляете ответ; затем постепенно делаете старый стимул все менее и менее заметным и одновременно привлекаете внимание к новому, делая его очень выраженным, пока на новый стимул не будете получать столь же хороший ответ, даже тогда, когда старый стимул не предъявляется вовсе. Обычно этот процесс идет несколько быстрее, чем выработка ответа на первоначальный стимул; когда уже выработано «Выполняй это действие» и «Выполняй это действие по команде», то легче выработать «Выполняй это действие также по другой команде».
Интенсивность сигнала и стирание стимуловНе существует определенных требований к интенсивности и величине условного сигнала, вызывающего ответ. Первичные, или безусловные, стимулы, дают градуальный ответ в зависимости от интенсивности: реакция на резкий, колющий удар сильнее, чем на булавочный укол, и чем громче внезапный шум, тем сильнее мы вздрогнем. Однако условному стимулу достаточно быть узнану, чтобы вызвать полный ответ. Вы видите красный свет и останавливаете машину; быстрее или медленнее вы это делаете не зависит от размера светофора. До тех пор, пока вы распознаете сигнал, вы знаете, что делать. Поэтому, как только стимул заучен, возможно не только получить его перенос, но также постепенно его уменьшать, пока он не станет едва различим, но попрежнему будет давать те же результаты. Возможен случай, когда вы можете получать результаты при таких слабых сигналах, которые не видны постороннему глазу. Это называется «стирание» стимулов.
Мы пользуемся стиранием постоянно: то, что поначалу должно быть очень массированным стимулом («Дик, нельзя сыпать песок на головы другим детям», – говорим мы, вытаскивая Дика из песочниц), со временем превращается в чуть заметный сигнал (просто поднять брови иди погрозить пальцем). Дрессировщики животных иногда добиваются поразительных, просто волшебных результатов с помощью стертых стимулов. Один из самых забавных номеров, которые я видела, проделывал попугай в Парке диких животных в Сан-Диего. Он разражался истерическим хохотом в ответ на чуть заметное движение руки дрессировщика. Представьте себе возможности этого трюка: «Педро, что ты думаешь о шляпе этого человека?» – «Ха-ха-ха!». Поскольку публика не замечает сигнал, единственное выученное попугаем поведение кажется результатом разумного сардонически-язвительного ответа на вопрос; а на самом деле это был четкий ответ на очень ослабленный стимул, а сардонический ум, если и присутствовал, то принадлежал дрессировщику, а может быть, сценаристу.
Однако лучшие примеры обусловливания, стирания и переноса стимулов мне приходилось наблюдать не в мире дрессированных животных, а на репетициях симфонических оркестров. Будучи певцом-любителем, я занималась в нескольких оперных и симфонических хорах, которые часто управлялись заезжими дирижерами. В то время как многие из сигналов, которые подают дирижеры музыкантам, являются более или менее стандартизованными, у каждого из дирижеров есть свои собственные сигналы, и их значение должно быть усвоено в очень короткое время – время на репетицию часто лишь немногим превосходит время на выступление. Однажды на репетиции симфонии Малера «Воскрешение», как раз в тот момент, когда басы собирались вступить с обычной оглушительной силой, я увидела, как дирижер предъявил безусловный сигнал, предупреждавший: «Вступайте мягче», изобразив на лице страшную тревогу, пригнувшись к земле и заслонив лицо рукой, как бы защищаясь от удара. Все поняли смысл переданного сообщения, и в следующие несколько минут дирижер смог ослабить сигнал и уменьшить интенсивность звучания всех частей хора с помощью предостерегающего взгляда, легкого движения спины, имитирующего припадание к земле, или чуть заметного отголоска от прежнего жеста, и наконец, только вздрагивание плеч. Столь же часто дирижеры осуществляют перенос стимулов, сочетая какой-либо известный или самоочевидный жест – скажем, – поднятие ладони кверху для обозначения «Громче» – с незнакомым жестом, таким, как присущий только ему наклон головы или поворот тела – однажды, сидя слева от дирижера среди альтов, я наблюдала дирижерский жест, управляющий громкостью звучания альтов с помощью левой брови.
Одним из результатов введения управления с помощью стимулов является усиление внимания субъекта, необходимое, если он хочет получить подкрепление за правильный ответ, особенно, если стимулы подвергаются стиранию. Бывает, что субъект способен воспринять столь слабые сигналы, в которых не отдает себе отчета сам дрессировщик, подающий их. Классический пример этого – Умный Ганс, лошадь, живущая в Германии. Это было в начале века; ее считали гениальной. Ударами копыт она могла считать, производить арифметические действия, складывать из букв слова и даже извлекать квадратные корни; правильные ответы, конечно, подкреплялись лакомством. Хозяин, в прошлом школьный учитель, был совершенно уверен, что обучил лошадь читать, думать, заниматься математикой и вступать в общение. И действительно лошадь «отвечала» на вопросы даже в отсутствие хозяина. Многие ученые мужи приезжали в Берлин изучать Умного Ганса и убеждались в его гениальности. И лишь одному из психологов удалось показать, что лошадь ориентируется на какой-то сигнал, и, если никто из присутствующих не знает ответа, удары копыта носят неопределенный характер. Потребовалось длительное время и дальнейшее исследование, против которого восставали те, кто был убежден в гениальности лошади; чтобы показать, что сигналом к прекращению ударов копыта был легкий подъем головы хозяина или любого другого человека, задающего вопрос, когда достигалось правильное число, это движение, первоначально усиливаемое широкополой шляпой, которую носил учитель, теперь было столь малым, что его почти не было видно (никому, кроме Умного Ганса), но оно почти не поддавалось подавлению произвольным усилием. Вот поэтому лошадь могла ориентироваться, когда прекращать удары копытом, наблюдая за любым человеком, а не только за хозяином. Феномен Умного Ганса стал нарицательным для любого случая, когда внешне поразительное поведение, начиная от разума животного, кончая психическими явлениями, на самом деле управляется какими-либо мельчайшими или стертыми проявлениями поведения экспериментатора, ставшими условными стимулами для субъекта.
Условные стимулы, вызывающие отвращениеЕдинственным случаем, где сила условного стимула, по-видимому, имеет значение, является обычно дрессировка домашних животных – рывок за поводья или привязь, легкий удар по бокам лошади – все это размытый вариант первоначального безусловного стимула, резкого рывка или толчка, сильного удара рукой, которые вызывают ответ, не требующий обучения. Поэтому, если слабый стимул не действует, создается впечатление, что ответ возрастает, если вы усилите стимул. Однако попытки осуществить это на практике встречают большие затруднения.
Выученные сигналы и первоначальные стимулы совершенно различны по своей природе, а новички обычно это не учитывают. Если они не получают ответа, скажем, на легкий рывок, они дергают чуть сильнее, затем еще немного сильнее, и все совершенно без пользы, так как лошадь или собака с той же возрастающей силой тянут в другую сторону.
Профессиональные дрессировщики имеют обыкновение работать над сигналом и применять силу раздельно; они дают условный стимул, и если животное ему не повинуется, они, минуя все градации, немедленно вызывают нужное поведение чрезвычайно сильным неприятным стимулом, способным «освежить память», как выражается один дрессировщик лошадей. Такую же функцию выполняет парфорс в дрессировке собак. При умении даже небольшой человек, используя такой ошейник, может добиться такого рывка, который будет достаточен, чтобы свалить с ног датского дога.
Имея в запасе эти первичные стимулы, можно быстро получить хороший ответ на очень слабые рывки, и, как замечает английская дрессировщица Барбара Вудхаус, это в конечном счете гораздо лучше, чем постоянно дергать и тянуть за шею бедное животное к каким-то промежуточным и бессмысленным целям.
Время отставленияЧтобы добиться точности ответа на условный стимул, полезно применять прием ограничения времени отставления.
Допустим, ваш подопечный обучился совершать какое-либо действие в ответ на условный сигнал, но обычно имеется некоторый интервал времени между предъявлением стимула и ответом субъекта. Вы пригласили людей на ужин, и они немного запоздали, или ваш слон после сигнала к остановке