Не сердитесь, Иможен! Возвращение Иможен
Шрифт:
— Вероятно, как раз потому, что не рассмотрел хорошенько, Элизабет, — невозмутимо заметил Мак–Грю.
Бакалейщицу совершенно вывело из себя то, что ее муж неожиданно помог противнице, и она в ярости завопила:
— А вы вообще молчите!
И она снова набросилась на Иможен:
— А на вас, может, и смотрели, только никто не захотел связываться с подобной особой! И, судя по тому, что сейчас происходит, совершенно правительно сделали!
Миссис Фрэзер трусливо и подло бросилась добивать поверженную жертву.
— Кому ж охота раньше времени отправиться на тот свет? —
Как некогда англичане при Баннокберне, столкнувшись с новой тактикой шотландцев, впали в полную панику, мисс Мак–Картри, пораженная непредвиденной изменой, не выдержала и, пробормотав несколько весьма благородных слов (на которые никто не обратил внимания, поскольку на лице Иможен слишком явственно читалось глубокое потрясение), поспешно отступила за пределы бакалейной лавки. Бесславный финал! Закрывая за собой дверь, она услышала, как Элизабет снова принялась отчитывать мужа:
— А теперь, Уильям Мак–Грю, объясните–ка мне, что вы имели в виду насчет моих родителей?
Когда Иможен вернулась домой, Розмери еще не ушла. И мисс Мак–Картри, не желая рассказывать ей о своем поражении (и так, увы, слишком быстро узнает!), бросилась к себе в комнату и заперла дверь на ключ.
Иможен была какой угодно, но только не злой женщиной. При всей своей отваге, сталкиваясь с мелкой людской злобой, она терялась, как младенец. Теперь она понимала все величие той работы, за которую ненадолго взялась. Непонимание, презрение и даже ненависть современников — вот награда неизвестным героям секретных служб! Испытав на себе мстительную глупость мисс Мак–Грю, Иможен чуть не крикнула ей в лицо, что, убивая тех, кто покушался на нее, мисс Мак–Картри, она защищала всех этих хихикающих идиоток, а вместе с ними и миллионы других жителей Великобритании. Но, не желая нарушать клятву, Иможен промолчала. Никто не должен знать, что сейчас она — один из неведомых борцов с врагами Короны! Немного поразмыслив о тернистых путях тайных агентов, о преданности и безвестности, мисс Мак–Картри окончательно успокоилась и взяла себя в руки. Она внимательно поглядела на портрет Роберта Брюса, хотя за долгие годы знала наизусть каждую мелочь, и прошептала:
— Теперь я понимаю, Роберт, что герои обречены на полное одиночество…
В дверь постучали, но Иможен, для которой миссис Элрой сейчас составляла одно целое с глупыми сплетницами Каллендера, вовсе не испытывала желания с ней болтать.
— Ну, что там еще? — самым неприязненным тоном спросила она.
— С вами хочет поговорить какой–то господин, — отозвалась из–за двери старая служанка.
— Он не сказал, как его зовут?
— Кажется, Росс.
— Пусть подождет в гостиной, я спущусь через минуту!
На лестнице послышались тяжелые шаги — Розмери спускалась вниз. Гован Росс? Что ему нужно? Может, тоже пришел упрекать Иможен в смерти своего друга? А что, если он сообщник убитого шпиона? Или, подобно самой мисс Мак–Картри, лишь по наивности попал впросак? Однако среди множества вопросов, теснившихся в голове шотландки, все же явственно слышался голосок, нашептывавший, что теперь, после гибели человека, которого считал своим соперником, Росс пришел признаться, что это он написал письмо, и сказать о своей любви. В гостиную вышла гордая, уверенная в себе женщина, ничуть не похожая на несчастную барышню, расстроенную неблагодарностью жительниц Каллендера и робко проскользнувшую в свою комнату.
При виде ее Гован Росс с трудом высвободил грузное тело из кресла, в котором его устроила миссис Элрой, и поспешил навстречу хозяйке дома.
— Дорогая мисс Мак–Картри… сегодня утром я узнал… ужасную новость… я… я… просто не знаю, как вам выразить… Вот негодяй!.. Мне и в голову не приходило…
Гован так волновался, что его речь весьма походила на бессвязное бормотание, но Иможен, тронутая таким вниманием к ее особе, приняла его очень сердечно.
— Успокойтесь, мистер Росс. Давайте сядем.
— Да… конечно… с удовольствием. Я так рад, что вы живы и здоровы!
Иможен вновь поведала о драматической схватке с Линдсеем. Рассказ звучал достаточно патетично, и Гован Росс внимал каждому слову, вытаращив глаза и широко открыв рот от удивления. Когда мисс Мак–Картри добралась до подлого нападения Флутипола, Росс не мог больше сдержать возмущение и, вскочив, отчаянно замахал короткими ручками.
— Мисс Мак–Картри, если позволите, я сейчас же пойду и изобью этого типа!
— Успокойтесь, дорогой друг… Он слишком хитер… для вас, для нас обоих… по крайней мере, пока… Надо действовать осторожно и противопоставить хитрости еще большую хитрость. У меня нет свидетелей, а выдумать он может что угодно.
— Мерзавец!
— А что вы думаете о покойном Эндрю Линдсее, мистер Росс?
Гован заявил, что познакомился с Линдсеем у себя в клубе и дружба возникла из–за общей страсти к рыбалке. А кроме того он ничего не знал и, конечно, не мог даже вообразить, что за приятным, хоть и несколько суровым фасадом скрывается такое низкое и подлое создание. И Гован попросил у Иможен прощения за то, что против воли оказался сообщником негодяя Эндрю (да накажет его Небо!), признав, что в пятьдесят два года он, Росс, так и не научился разбираться в мужчинах.
— Должна ли я из этого сделать вывод, что в отношении женщин вы настоящий эксперт? — кокетливо спросила Иможен.
Гован покраснел до корней волос.
— Нет–нет… ничего подобного! И доказательство — то, что я до сих пор хожу холостым, в то время как мои ровесники давным–давно обзавелись внуками…
— Быть может, вы ненавидите особ моего пола?
— О, мисс Мак–Картри, как вы могли подумать такое! Нет, видите ли, я ужасно застенчив… не знаю, возможно, вы это заметили? Поэтому я не осмеливаюсь говорить из опасения показаться смешным.
Иможен поймала мячик на лету.
— Так вы, значит, пишете?
Удар, казалось, совершенно сразил Росса, и хозяйка дома испугалась, как бы он не упал в обморок.
— Вы… вы догадались? — пробормотал Гован.
— Это было нетрудно! — цинично солгала Иможен.
— Наверное, вы считаете меня очень дурно воспитанным?
— Женщину, получившую такого рода признание, обычно не слишком волнует, соответствует оно правилам хорошего тона или нет.
— Тогда… могу ли я надеяться?..