«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)
Шрифт:
Ваше письмо меня очень огорчило. Я собираюсь летом в Ниццу, и был уверен, что наши встречи в cafe Mozart продолжатся. А оказывается, Вы летом будете в Нью-Йорке! Мне правда это очень, очень жаль. Почему бы Вам не поехать раньше, а не в июне, — раз все равно ехать надо? Все говорят, что лето в Нью-Йорке — ад, а Вы как раз едете на самое жаркое время. Вы, конечно, сами об этом подумали, но я ищу доводов в пользу Вашего летнего пребывания в Ницце, хотя и знаю, что они напрасны.
Еще я хочу поделиться одним моим сомнением. Я сегодня послал в «Опыты» рукопись, озаглавленную «Комментарии»[258] — как Гринберг и просил. Но «Комментарии» пишет теперь Карпович[259]. Он, конечно, не обязан знать, что я этим названием пользовался еще 20 лет назад и что у меня есть на него некие «авторские права»[260]. Может выйти, что это в «пику» ему, тем более что и «Опыты» —
Любовь Александровна <Полонская> взводит на меня напраслину. Действительно, я иногда письма не дочитываю (зная по опыту, что ничего не теряю), но написал я ей об этом только потому, что она сама об этом догадалась, и написал с заверениями, что к ней относиться это никак не может. Кстати, где же стихи Гизеллы Лахман?[262] Боюсь, что Л<юбовь> А<лександровна> решила, что я предпочитаю от них уклониться, а это совсем не так[263].
До свидания, дорогой Марк Александрович. Передайте, пожалуйста, самый сердечный поклон Любовь Александровне <Полонской> (malgre la[264] напраслина) и Ляле <А.Я. Полонскому>.
А когда будете писать, то кланяйтесь очень Татьяне Марковне.
Хочу с Вами поделиться словами Толстого о «Жизни Иисуса» Ренана, в письме к Страхову. Я только что их с восхищением прочел: «Это детская, пошлая и подлая шалость»[265]. До чего верно, и как сказано!
Спасибо заранее, если ответите о Карповиче, и за разговор с Вреденом.
Ваш Г. Адамович
59. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 12 марта 1953 г. Ницца 12 марта 1953
Дорогой Георгий Викторович.
Простите, что долго Вам не отвечал (хотя Ваше письмо было ответным): я задержался в Париже и только теперь, вернувшись в Ниццу, могу засесть за корреспонденцию, — там не было буквально ни одной свободной минуты.
Я обедал с Вреденом 1 марта, было очень весело (много выпили), но больше я его не видел. Он обещал на следующий день позвонить мне, обещал встретиться с Маклаковым, Буниным, записал их адреса и телефоны, но не позвонил ни им, ни мне. Очевидно, уехал еще раньше, чем думал. Я с ним говорил и о Вас, и еще о других писателях. Он, как всегда, был очень мил, сказал, что все сделает, но прибавил (я уже это знал и от Бунина, и от Зайцева), что новые договоры они начнут подписывать только с лета, когда будет вторая ассигновка. В том, что они эту ассигновку получат, Вреден нисколько не сомневается. Будем надеяться, что это так: исчезновение Чеховского издательства было бы настоящей катастрофой для всех нас, особенно же для Ивана Алексеевича, так как иначе (говорю конфиденциально) ему просто будет, и очень скоро, нечем жить. Как будто все меценатские возможности уже использованы, а новых иностранных переводов он не ждет. Я просто боюсь об этом думать.
Завтракал я в Париже и с Николаевским[266]. Я ему устно повторил то, что раньше писал. Я отклонил приглашение войти в их Координационный центр[267] и не могу по тем же причинам принять участие в газете Координационного центра[268]. Но так как мы с ним в очень хороших личных отношениях, то я счел возможным спросить его о Вас (и еще о двух писателях): как он и будущий редактор отнеслись бы к Вашему постоянному участию в этой газете. Заверил его (ведь это правда), что говорю от себя, что Вы меня на это никак не уполномочили. Он ответил, что не только не будет возражать, но всячески поддержит это предложение, так как высоко Вас ставит. Прибавил: «Правда, Адамович годами сотрудничал в “Русских новостях”, но для меня это препятствием не будет. Допускаю, что могут быть возражения со стороны Мельгунова». Однако и тогда за завтраком он мне сообщил, что Мельгунов редактором газеты не будет (его почти никто не хочет — это достоверно[269]), а может возражать разве только как председатель К<оординационного> центра. А когда я уезжал из Парижа, туда пришло известие, что Мельгунов из К<оординационного> центра вышел[270]. Это известие «официального подтверждения» не получило до сих пор. Я ему не очень верю. Во всяком случае, редактором будет не он. Теперь говорят больше всего о Зензинове, — с ним поладить легко. Или же будет редакционная коллегия, — не знаю, в каком составе.
Вреден поразил меня сообщением, будто моего романа «Живи как хочешь» уже продано 1500 экземпляров. Я ему не поверил, так как стоит мой роман чрезвычайно дорого и так как «Истоков» не за четыре месяца, а кажется, за три года продано всего 1100 экземпляров. Он меня заверил честным словом, что это так, и добавил, что некоторые другие книги, особенно Зощенко[271], продавались еще много лучше. Я этого просто не понимаю. Кто может покупать книги по подобным ценам? Боюсь, что в конце концов все эти тиражи окажутся недоразумением, — не могу лишь понять, в чем оно заключается.
Т<атьяна> М<арковна> и я шлем Вам самый сердечный привет и лучшие пожелания.
60. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 15 марта 1953 г. Манчестер
Manchester 14 104, Ladybarn Road 15/III-1953
Дорогой Марк Александрович
Я получил Ваше письмо из Ниццы и хочу сказать Вам, что я чрезвычайно тронут Вашим желанием наладить какие-то мои отношения с будущей газетой. Тронут потому, что Вы, конечно, думаете при этом обо мне, а не о газете. Но едва ли из этого что-нибудь выйдет! Я не хочу перед Вами «ломать комедию» и уверять, что у меня есть сомнения в позволительности участвовать в таком издании. Aprestout[272] (и во французском, и в русском смысле — т. е. после всего, что было) мне все равно, а распространяться, почему, как и отчего все равно — не стоит. Я прекрасно понимаю, что Вы туда не идете. Как сложится будущее — неизвестно, и испортить себе биографию участием в таком предприятии можно еще успешнее, чем писанием в «Русск<их> новостях». Но я на биографию не рассчитываю и скажу еще раз: мне все равно. Может быть, это позорно и постыдно, но я не могу заставить себя чувствовать иначе. Однако другим не «все равно». Мельгунову, наверно, не «все равно», а м. б., и другим. Никаких demarche'ей я делать не склонен и не буду, да и их (т. е. Мельгунова и его друзей) сомнения о том, не осквернятся ли они, приглашая «большевика» или хотя бы «экс-больш<евика>», мне противны. М. б., они по-своему правы, как политики. Но… а впрочем, и об этом не стоит писать, долго и скучно. Я почти уверен, что из Ваших добрых желаний ничего не получится, но за самое желание — искренно благодарю[273]. Уверен, что Вы мне возразили бы, что никаких demarches с моей стороны и не ожидается. Да, но есть что-то ложное и в этой боязни их сделать, и в осторожности со стороны puissance invitantе…[274]
Спасибо и за сведения о Чех<овском> изд<ательст>ве. Что же, будем ждать и надеяться! Уверенность Вредена в получении ассигновки была бы залогом верным, если бы были другие времена. А теперь возможны всякие «новые веяния» и всякие повороты. Очень рад, что Ваш роман так хорошо идет. Он, по-моему, менее занимателен, чем некоторые прежние Ваши романы, и то, что это не препятствует его успеху, делает честь читателям. Есть где-то у Метерлинка очень замечательная страница о занимательности и о том, что ему скучно именно то, что прельщает других[275]. Но я не думал, что сейчас у нас столько Метерлинков, мне, наоборот, казалось, что «Живи как хоч<ешь>» может оказаться всяким новым ди-пи «не по зубам».
До свидания, дорогой Марк Александрович. Передайте, пожалуйста, мой низкий поклон Татьяне Марковне.
Ваш Г. Адамович
61. М.А. АЛДАНОВ — ГВ. АДАМОВИЧУ 8 июня 1953 г. Нью-Йорк 8 июня 1953
Дорогой Георгий Викторович.
Только что получил Ваше письмо[276]. Спасибо. Мы оба тоже очень жалели, что не повидали Вас перед отъездом.
Одновременно с Вашим письмом пришло из Ниццы письмо от Анны Григорьевны, моей тещи. Она сообщает, что в Сиота в больнице скончался наш бедный Сергей Александрович Мако, прилагает теплый некролог из «Нис-Матэн»[277]. Я знал, что ему жить недолго, но это для меня все-таки тяжелый удар, — я очень его любил, мы годами встречались в кофейнях раза три в неделю. Знаю, что и Вы будете огорчены. Если б Вы как-либо могли способствовать помещению в парижских газетах заметок о нем, это было бы прекрасно, но ведь едва ли Вы можете это сделать? Некролог «Нис-Матэн» я сегодня же послал в Нью-Йорк Лит<ературному> фонду с просьбой о помощи семье.
У меня было тоже впечатление, что Л.Ф. [Зуров] болен[278], но признаюсь, мне не приходило в голову, что это может быть опасно для И.А. [Бунина]. Боюсь, что Ваши опасения основательны. Но просто не знаю, что же можно сделать?
О статье Ив<ана> Ал<ексеевича>[279] я чрезвычайно сожалел и так ему и сказал. Был ли уже ответ «Р<усской> мысли» и какой?
Т<атьяна> М<арковна> и все здесь шлют Вам самый сердечный привет. Надеемся скоро вернуться. Не забывайте.