Не слушай. Дневники горянки
Шрифт:
Самой жестокой формой сексуального насилия считается изнасилование. Для многих не только на Кавказе, но и в мире совершенно удивительно то, как муж может насиловать, ведь жена и так обязана, даже если завалился не трезвый, даже если против воли.
К формам сексуального насилия относятся также демонстрация гениталий, демонстрация порнографии, сексуальный контакт, физический контакт с гениталиями, рассматривание гениталий без физического контакта.
Психологическое насилие – это
Психологическое насилие трудно диагностировать и практически невозможно доказать в суде. Признаки психологического воздействия редко видны, а последствия при этом могут быть чрезвычайно тяжелыми. Поначалу это обидные замечания (которые часто называют критикой), едкие шутки – часто публичные, любые действия и высказывания либо, наоборот, бездействие, унижающие достоинство жертвы.
Тот, кто занимается психологическим насилием, часто манипулирует, угрожает, внушает чувство вины. Сюда же относятся унижения и принижение значимости, обесценивание достижений партнера.
Подобная форма общения распространена не только среди супругов и партнеров, но и между родителями и детьми. Почти во всех случаях это приводит жертву к серьезным психологическим и эмоциональным проблемам, когда без помощи психолога уже нельзя обойтись.
Газлайтинг – это форма психологического давления, при которой вас убеждают в вашей психической несостоятельности. В классическом случае вас выставляют сходящим с ума, в частных случаях могут быть вариации, при которых вам вменяют какой-то дефект или неспособность к чему-то.
Экономическое насилие – тот случай, когда один партнер лишает другого финансовой свободы. Начинается все просто – один из партнеров/супругов полностью забирает зарплату другого и не позволяет ему участвовать в принятии финансовых решений.
В дальнейшем это контроль над финансовыми и прочими ресурсами семьи, выделение жертве денег на «содержание», вымогательство. Часто к этому виду насилия относят даже запрет на получение образования или трудоустройство и намеренная растрата финансовых средств семьи с целью создания напряженной обстановки. Или когда муж дает деньги только на определенные товары, или покупает их сам, не пускает на работу или учебу – это тоже насилие.
Виктимблейминг, или обвинение жертвы, – это перенесение ответственности на жертву, обвинение ее в том, что это она своими действиями спровоцировала преступника на насилие. Психологи объясняют это явление на примере концепции справедливого мира.
То есть если зло не может совершаться просто так и оставаться безнаказанным, соответственно то, что человек оказался жертвой – справедливое следствие его действий.
Глава 1. Наташа
Я бежала, разрывая тяжелым дыханием ночную тишину. Малышка у меня на руках была в таком ужасе, что не решалась заплакать, хотя за весь день у нее во рту не было ни капли молока. Она будто застыла, приросла ко мне. Время от времени я останавливалась и проверяла, дышит ли она.
Меня подгоняли страх и ужас, подгоняло желание жить и дать жизнь своему ребенку. Я не чувствовала боли ни от многочисленных ушибов, ни от разбитых в кровь босых ног. Я бежала из ада…
Мимо домов, что были глухи и слепы к моей беде, мимо улиц, которые стыдливо прятали от меня свой свет, мимо машин, делавших вид, что меня нет.
Мне необходимо было успеть сбежать как можно дальше до того, как он проснется, до того как узнает о моей преступной смелости, о моем желании жить. Я лишь изредка останавливалась, чтобы покормить малышку. Она словно понимала, как важно для нас время и, поев совсем немного, засыпала.
Неумолимо быстро надвигался рассвет.
Я просила солнце немного задержаться, время – немного застыть, подождать еще немного, дать мне возможность уйти подальше, скрыться от него.
Увидев, как звезды исчезают с неба, будто окутаны тем же страхом, я прибавила шагу. Совсем скоро закричат первые петухи, и он проснется. Хуже уже не будет, я вышла к дороге в надежде остановить машину и попросить отвезти меня.
Докуда? Мне ведь и идти некуда. Все равно. Главное, подальше отсюда. Подальше от него.
Машины проносились, не замечая меня. Кто ж меня увидит, если я сама себя не видела столько лет?
Если, чтобы увидеть себя, мне понадобилось подвергнуть угрозе жизнь своего ребенка?
И вдруг… Ее ухоженные пышные волосы отливали огненно-красным цветом на солнце и придавали сходство с какой-то сказочной героиней.
– Вам нужна помощь? – прозвучал мягкий голос.
– Мне нужно в город, – будто не своим, слишком громким голосом ответила я.
– Садитесь.
Ее машина была такая красивая и чистая. А тут я со своими ногами – грязными от крови и пыли.
Я помялась и неуверенно спросила:
– У вас есть пакет? Мои ноги… они…
Она приподнялась и, увидев, что я босиком, поморщилась.
– Откуда же ты идешь, девочка?
Я молчала.
– Не важно. Садись. Поехали скорей.
Наверняка догадавшись, что я бегу от беды, поторопила меня она.
До города было, с учетом моего пути в несколько часов, примерно два часа.
Мы молчали всю дорогу.
Малышка, видимо, почувствовав, что сердце мое перестало так колотиться и мы в безопасности, стала плакать, напоминая о том, что, раз уж все нормально, ее следует покормить.
Я приспустила воротник платья и дала ей грудь, в которую она жадно вцепилась, кажется, едва успевая дышать.