Не слушай. Дневники горянки
Шрифт:
– Голодная, – улыбнулась красивая женщина.
– Да. Она почти не ела со вчерашнего дня, – ответила я, кажется, слишком развернуто и тут же об этом пожалела. Но зря, потому что она только посмотрела на меня и ничего не спросила.
– Меня зовут Динара, – будто все происходящее совершенно привычно для нее, представилась красивая женщина.
– А я… я
Конечно, никакой Наташей я не была. Меня звали Маржана. Я родилась и выросла высоко в горах, а мой хороший русский – заслуга мамы – учительницы. Она всю жизнь до замужества жила в городе, как и вся ее семья.
А имя Наташа я присвоила себе после того как в 9-м классе прочитала «Войну и мир» и просто влюбилась в образ Наташи Ростовой. Я часто представляла себе, что я такая же звонкая, сильная, смелая, такая же любимица папы…
В новой жизни я обязательно стану именно такой… обещаю тебе, доченька, обещаю себе…
Динара снисходительно улыбнулась.
А потом тяжело вздохнула, будто говоря мне: «Я все уже поняла». Мне стало стыдно, и я отвернулась и сделала вид, что разглядываю горы, которые остаются позади.
Но слезы предательски душили, а потом вдруг вырвались наружу.
– Расскажи, если тебе станет легче.
Кажется, только сейчас я поняла, что сделала. Страх, боль, ненависть и безнадежность разом обрушились на меня, и я зарыдала. Как ни старалась, делать это совсем без всхлипывания не получалось.
Динара молчала.
Спустя минут десять машина остановилась. Динара вышла из машины и направилась в сторону магазина.
Мне снова стало стыдно. Я решила, что ее смутило происходящее, и стала ругать себя за то, что взвалила на нее свой груз.
Погруженная в мысли о собственной беспомощности, я не заметила, как Динара вышла.
Дверь открылась, и я вздрогнула от страха.
– Свои! Не бойся, – улыбаясь, успокоила Динара. В руках у нее были пакеты. Из одного она вытащила тапочки. Такие синие, резиновые, которые обычно носят в селах во дворе.
– Извини. Ничего другого не было, – действительно искренне сожалея, проговорила она и сложила тапочки на землю, из другого пакета вытаскивая бутылки с водой.
– Так, давай-ка маленькую мне, а сама вымой ноги, в аптечке есть перекись и пластыри.
– Не надо было, – тихо пробубнила я. Хотя, конечно, надо было.
Динара молча нагнулась и взяла у меня из рук дочку.
– Слушай, ее же поменять надо.
Я совсем не подумала об этом. Идиотка! Горе-мамаша! Правильно говорил мой муж.
– Я взяла подгузники. Сейчас все сделаю.
Пока я справлялась со своими ногами, которые, как оказалось, были и вправду сильно поранены, Динара ловко распеленала дочь, обмыла ее теплой водой и надела подгузник.
Я, наконец, разделалась со своими ранами, умылась, надела тапочки и вышла из машины.
Я здорово испачкала коврик, и было неудобно. Я вытащила его из машины и вытряхнула.
Мы отправились в дорогу.
Было уже очень жарко, и я не стала заворачивать малышку в пеленки.
– У кого ты остановишься в городе? – вдруг очень серьезно спросила Динара.
– Я… у меня есть родственники. Наверное, у них. Или сниму комнату.
– То есть тебе не к кому идти?
– Нет. Есть к кому. Просто…
– Ладно. Доедем, решим.
В голосе Динары была такая смелая, уверенная забота.
Я видела ее впервые, но совершенно точно знала, что она действительно решит.
Так я чувствовала себя только дома, рядом с мамой.
Когда папе взбрело в голову отдать меня замуж сразу после школы, она так же, совершенно спокойно и уверенно сказала: «Ничего не бойся. Все решим». И она бы обязательно решила. Если бы не инсульт.
Я знаю, обязательно бы решила.
Мою свадьбу играли очень поспешно, хотели успеть, пока мама жива. А я разве могла возразить? Разве могла позволить маме, которая теперь едва могла говорить, позволить видеть себя несчастной?
Конец ознакомительного фрагмента.