Не спеши умирать в одиночку
Шрифт:
— Вроде бы он с ценными бумагами хотел работать... Но на них ведь много не наваришь. Наверное, как у других бизнес был — там купил, здесь продал. Как же иначе?
Я ничего не сказал в ответ, но Гиви прочитал все по моей физиономии, и камушки со свистом понеслись.
— Думаешь, ты тут умный сидишь, а напротив два идиота?! — рявкнул Гиви. Я как только мог быстро замотал головой. — Это был мой земляк, понял? У меня земляков в этом городе — тысяча! Или больше! Я имею в виду таких нормальных земляков, с которыми можно дела вести. Я же не могу про всех все
— Все понятно, — сказал я.
— Ни хера не понятно, — ответил Гиви. — Кто его замочил? За что? Тамара мне говорит — бабки пропали. Куда пропали? Что за хмырь хотел тебя порезать? Ничего не понятно.
— Это точно, — вздохнул Шота. — И что там сказал тот хмырь про Джорджа? Что он поделом получил?
— Он сказал: «Так и должно было кончиться», — уточнил я.
— Ну, по-своему он прав, — заметил Гиви. — Нельзя бегать отдельно от коллектива и не нарваться на неприятности. Коллектив — это сила. А одиночку рано или поздно переедут...
Я так понял, что последнее замечание адресовалось и мне тоже. Я принял умный вид и покачал головой. Будто меня проняло.
— Так что подсуетись, парень, — сказал Гиви, поднимаясь из-за стола. — Время у тебя еще есть. Найдешь того хмыря или других нехороших людей, звони мне. Я подошлю своих ребят, чтобы сделать окончательное урегулирование.
— Урегулирование? — хмыкнул Шота, удивленный могучим словарным запасом Гиви. — Ха-ха. Смешно звучит. Урегулируй того козла. Я его отрегулировал. Это как в автосервисе, Гиви...
Они вышли из кабинета, а я вслед за ними. Как оказалось, поминальная трапеза уже завершилась. Официанты погасили свечи и при свете электричества энергично метали в сумки остатки со столов, сливая недопитую водку из рюмок в бутылки.
Выйдя на улицу, я зажмурился от солнечного света, ударившего по глазам, что привыкли к полумраку ресторанного интерьера.
А потом я зажмурился уже не от яркого света, а от слепящей боли. Я вскрикнул, чувствуя, как легкие испуганно прилипли к ребрам и тошнота подступила к горлу.
— Ох, — сказал жалобно я, держа позицию футболиста в стенке перед пенальти и слегка покачиваясь. Я был навроде пьяного футболиста.
— Класс! — удовлетворенно произнес женский голос. — Убери руки, я еще разок вмажу.
— Ни за что! — решительно ответил я, бережно прикрывая ушибленную ударом изящной женской ножки мошонку. А эту женщину я был готов сейчас убить. Открыв глаза, я понял, что и она меня тоже.
4
Я добрел до припаркованного поблизости «Ягуара» и оперся ладонями о нагретый солнцем красный капот. Мне нужно было отдышаться. Тошнота не проходила, и я со злостью подумал, что было бы круто, если в меня сейчас стошнило прямо на «Ягуар» Тамары. Будет знать, как махать своими ногами.
— Оказывается, я тебя переоценила.
Это раздалось где-то сзади. Мало ей было врезать мне промеж ног, она еще и собралась мозги мне прокомпостировать. Бедняга Джорджик, как он с ней уживался? А может, все-таки это Тамара его угомонила...
— Я-то думала, что ты нормальный мужик, — бросала тем временем Тамара в мою спину гневные слова, не зная, что находится в данный момент под подозрением. Под моим подозрением. — Думала, с тобой можно иметь дело. А ты ведешь себя как кретин, как урод какой-то, сцены устраиваешь...
Она, наверное, думала, что я стою вот так, виновато согнувшись и помалкивая в тряпочку, из-за того, что меня совесть заела. Черта с два. Я просто еще не отошел от удара по яйцам. Женщинам ведь не понять, что это за боль. И Тамара ничем не отличалась от прочих — стояла и чего-то там выговаривала, будто мне было до этого дело.
— ...заявился на поминки и устроил какие-то разборки... — донеслось до моих ушей. — Ну зачем, зачем это тебе было нужно?
— Женщина! — рявкнул я через плечо, с трудом сдержавшись от более сильного выражения. — Закрой пасть! Уже уши вянут!
— Хам, — сказала она даже как будто обрадованно.
— Дура, — ответил я. — Тебе в футбол играть надо с такой силой удара...
— Спасибо за совет.
— Бери, пока бесплатно. — Тут я все же обернулся к ней. Тамара была в длинном черном платье. И еще она была в ярости. Впрочем, об этом можно было догадаться и не поворачиваясь, по голосу. Но лучше один раз увидеть. — Дура, — сказал я, глядя в ее напряженное лицо. — Какой скандал, какие разборки? Ты хотя бы вот это заметила? — я покачал забинтованной рукой. Ей-богу, когда хмырь резал мне руку, было не так больно, как минуту назад после Тамариного маха ногой.
— Что это? — с брезгливой миной осведомилась Тамара. Я объяснил, и пока я говорил, выражение ее лица менялось. Не то чтобы она пришла в умиление от моих подвигов, но по крайней мере перестала пялиться на меня, как на сбежавшего из психушки дебила.
— ...и я решил, что это дело затеял Гиви, поэтому решил объясниться. Можно догадаться, что я был очень зол, а потому мне было плевать, где именно выяснять отношения с Гиви — на поминках по твоему мужу, на кладбище или в музее народного творчества. Я просто пришел и выяснил то, что хотел выяснить. Это не Гиви.
— Я догадалась, — сказала Тамара. — Если бы это был Гиви, то ты сейчас бы со мной тут не трепался. А кто же тогда тебя поцарапал?
— Поцарапал! — фыркнул я и поспешно всунул руку в перевязь, чтобы выглядеть действительно пострадавшим. — Там во-от такой нож был!
— Ну-ну, — миролюбиво произнесла Тамара, — ладно, беру свои слова обратно. Погорячилась.
И она осторожно погладила мою руку.
— Бьешь ты в одно место, а гладишь потом совсем другое, — не сдержался я. — Где логика?