Не спрашивайте меня ни о чем
Шрифт:
— Я тоже не знаю.
— А кто же знает? — спросил Фреди.
— Ты, наверное.
— Что ж, тогда о’кэй! — сказал Фред и исчез.
— А денег нам хватит? — поинтересовался Яко и стал подсчитывать на салфетке. В принципе у меня была заначка: две красненькие и синяя, но их мне мама дала на туфли.
— Хватит, — констатировал Яко, засовывая салфетку с расчетами в карман и доставая «Марлборо». — Каждому, кроме этих двух, еще по четыре кружки. Если мы хотим еще и закусывать, то надо посчитать еще раз.
— Там будет видно.
Мы
Яко смеялся, вспоминая классную руководительницу.
— Если бы нас только видела старуха Тейхмане!
— Хо, хо, хо! — ржали мы с Фредом. — Вот это было бы да!
Все печали наши отступили на задний план. Было приятно тут сидеть, чесать языками и не думать о сером завтра.
— Да пускай они мне лепят пары в каждой пустой клетке журнала и, если не хватит места, могут подклеить еще лист в клетку, — потешался Фреди.
— Да хоть два! — поддержал я.
— Все, мужики, кончилось, — протянул Яко и отодвинул порожнюю кружку.
— Ни фига! — объявил я и вытащил пятерку. — Пропьем каблуки от моих туфель, набьем в подметки гвоздей, и я заделаюсь спринтером.
Ребята были в восторге. Не от того, что мы можем выпить еще, дело не в этом. Просто приятно, немыслимо приятно посидеть с друзьями, — а как ты будешь сидеть за пустым столом? Когда пьешь пиво, совсем другое дело. А когда ты разогрелся, то и беседа легко идет. Можно молоть всякую чепуху, обговорить разные всевозможные мелочи, о которых в другой раз не вспомнишь. Одним словом, излитьдушу. Конечно, это не означает, что можно говорить обо всем. Например, про Диану я не сказал ни слова — это мое личное, о чем даже с друзьями, как бы они тебе ни были близки, никто болтать не станет. Это факт. У каждого должно быть нечто такое, что принадлежит только ему.
Мы с Фредом чувствовали себя сильно на взводе и подтягивали магнитофону:
Я цве-еточки а-алые Па-абрасаю в Гаую, С ними я люби-имой Свой па-ашлю привет…И нам так складно и хорошо пелось, что я чуть было слезу не пустил. Это еще оттого, что мне вспомнилась Диана.
— Иво, старик, — говорит Фреди. — Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Легче на хорошей жене жениться, чем найти хорошего друга.
— Фреди, ты об этом никогда не пожалеешь. — Я растроганно пожимал его руку. — Что бы ни случилось, ты мне всегда будешь другом.
— Если кто тебя вздумает тронуть, Иво, ты мне только скажи — я ему рожу растворожу.
— Я знаю, Фреди!
Мы чокнулись кружками и выпили.
— Жаль, что Эдгар с нами не поехал, — бормотал я. — Иногда он очень чудной, но мне нравится. Он тоже мой друг. Но куда пропал Яко?
— Пошел менять каблуки от своих туфель на пиво.
— Ах, вон что… Я уже позабыл. Яко тоже мой друг.
— И как мы только собрались все в одной школе, — протянул Фред. — Было бы совсем хреново, если бы мы учились в разных скулах.
— Да, Фреди, это было бы ужасно.
Возвратился Яко вместе с обером. Обер заменил кружки.
Свежий воздух вернул Яко толику здравого смысла, и, увидев на столе кружки с пивом, он спросил:
— Иво, а у нас хватит расплатиться? Я не хочу мыть посуду в этой забегаловке.
— Мы тебе поможем, — сказал Фреди.
— Не волнуйся, — успокоил я Яко. — Можно же пропить лак с моих туфель. Он дорогой, но шиповкам он ведь ни к чему.
— А где же музыка? — спросил Фред и трахнул по столу кулаком: — М-музыку!!!
То ли кто услышал, то ли совпало так, но поставили ленту с новейшими шлягерами.
Подошел обер и попросил расплатиться.
— Мы еще не уходим! — благородно возмутился Фред.
— Сидите сколько угодно, если будете вести себя потише.
— О’кэй, хозяин! — отозвался Яко, но официант все-таки желал, чтобы мы рассчитались, поскольку ему, оказывается, надо было сдаватькассу. (Побормотали про неточность цифр, но я тем не менее по счету заплатил.)
К нам подошел длинноволосый малый, волосы у него были перехвачены ленточкой с народными узорами. Он был в обтрепанных джинсах и таких же кедах. У нас тоже были длинные волосы, но у этого малого они доставали чуть не до лопаток. И на лице такое блаженное выражение, что я было начал думать, не сектант ли он какой-нибудь.
Он вежливо попросил разрешения присесть за наш стол и поговорить. Я сказал:
— Садись, добрый человек, и отведай нашего пивца!
Придвинул ему свою кружку, потому что в меня уже больше не лезло. Он опять же вежливо поблагодарил и отхлебнул пару глотков.
Начал он издалека. Дескать, мы наверняка ценители и знатоки приличной музыки. Вывел он это из того, какую музыку заказал Фред. Для Яко разговор о музыке был все равно что для медведя горшок меду. Да, конечно, еще бы, как же, как же, мы любим такую музыку, мы в ней ориентируемся как в собственном кошельке. Всякие там симфонии и бренчание на рояле, очевидно, тоже неплохая вещь — если бы никто не слушал, то и не играли бы, но лично намнравится поп-музыка. Малый подхватил, кому же она не нравится и т. д., и в конце концов приступил к делу. Оказалось, он занимается альбомным бизнесом и все это длинное вступление понадобилось для того, чтобы всучить нам какой-нибудь диск.
— Можно бы кое-что вам принести показать, — сказал он.
— Давай, давай тащи, — сказал Яко.
— А бабки у вас есть? — спросил еще малый.
Фред выхватил бумажник из кармана и, как бывалый барышник, хвастливо треснул им по столу. Откуда малому было знать, что в лучшем случае там могла быть пара двугривенных. Он прошел в угол зала, где сидели его приятели, и принес пластиковую сумку, набитую альбомами.
Мы с Яко рассматривали альбомы, а Фред время от времени самозабвенно похлопывал по своему бумажнику.