Не спрашивайте меня ни о чем
Шрифт:
— Балбесы здоровые! — кричал мужичонка. — Я вам головы поотрываю и к задницам пришпилю.
— Спокойно, дядя, только не надо волноваться, — сказал Фред.
Мужичонка замахнулся, но не ударил. Я чувствовал, что ему страшновато с нами связываться. Ударить он не решился, и авторитет его погиб. Мне стало даже чуточку жаль его. Малыши презрительно свистели и дразнили его.
Потому мужичонка с облегчением взял предложенную Фредом сигарету, и мы
— Ребята, вы же ведь взрослые. Тут белье люди сушат.
— А где пацанятам в футбол погонять? — спросил Фред.
— Ребятки, но ведь не здесь же…
— А где?
Где?Нет, в самом деле, где и мы с Фредом через полгода сможем поиграть в футбол? На школьной площадке больше уж никогда. Никогда. Так где же? Где станут играть в футбол Эдгар, Яко, где Фред и я, и где другие из нашего класса?
И мне стало не на шутку грустно.
Мы потопали прочь с грязной площадки.
— Который год зимы опять ни черта не будет, — с досадой проговорил Фред. — Осень теплая, как лето. Просто нет уже никакого терпения.
— Это все от атомов, Фред, все от атомов.
— Черт знает что, — сказал Фред. — Я хочу на лыжах, хотя если у нас климат переменится на африканский, мы к нему притерпимся. А что станут делать бедняги черные, если в их вечное лето придет зима?
— Будут кататься на лыжах с Килиманджаро, а крокодилы переползут на Марупский пруд. Какаду будут сидеть на липах в парке Кирова. Удавы обовьют троллейбусные провода, уличное движение застопорится, и не надо будет ходить в школу. В школьных звонках совьют себе гнезда колибри, будет стоять непрерывный звон, и будет вечная перемена.
— А как же с обезьянами? — засмеялся он.
— Возможно, обезьяны станут преподавать нам математику и за хороший ответ будут угощать бананом.
Мы шли по направлению к дому Фреда. Подходило время, когда ему надлежало быть на месте.
— Приехала тетка из деревни.
— Откуда она у тебя взялась?
— Я и сам впервые услышал. Вернее, увидел. Явилась, и все.
— Печально, — сказал я.
— Чем плохо? Деревенской еды навезла.
— И все-таки печально, печально.
— Почему?
— Не знаю. Печально, и все.
— Ты теперь что будешь делать?
— Пойду послушаю оперу.
— Какую?
— Какую покажут.
— Есть билеты?
— Еще чего! В первом антракте войду и залезу на галерку. Пока еще тепло и люди ходят без пальто — это верный номер.
— Да, — согласился Фред, — это номер верный.
— Ты поверил, что пойду в оперу?
— Нет, — сказал он.
— Возможно, схожу в театр. По той же системе. Первое действие можно спокойно пропустить. Главное ведь бывает потом.
— Тогда, правда, лучше уж в театр.
Мы добрались до Фредовой обители.
— Ты как-то хотел переписать пластинку, — сказал я.
— Какую?
— Лучших семьдесят третьего года.
— Ну, принеси.
Он пошел домой, а я остался ждать на улице. Вскоре открылось окно и Фред крикнул:
— У тебя есть во что положить?
Я развел руками. В сумку ведь не затолкаешь.
Он притащил «Топ Оф Д’Попс». Альбомы он принес в пластиковом мешочке. Я вынул. На синем фоне стояла в желтом купальнике загорелая девушка с двумя косичками.
— Клевая цыпа. — Он щелкнул по конверту.
— Да, — сказал я и перевел взгляд на оглавление: «Альз шпрех ейн Менш». — Что это означает?
— Это по-немецки.
— Тебе ведь известно, что я не знаю немецкого.
— И я тоже учу инглиш.
— Так если знаешь, что это означает, скажи! — завелся я неожиданно для себя самого.
— Так говорил один человек, — перевел он.
— Замечательно, — признал я. — Прекрасно. Как раз для меня. Под сегодняшнее настроение: охота кого-нибудь послушать. Кто ни о чем не спрашивает, а сам рассказывает, поучает, наставляет, разъясняет; если ты, конечно, понимаешь, как мало во всем смыслишь.
Фред ухмыльнулся.
— Говорят, Мао сказал: чем больше учишься, тем больше глупеешь.
— Ты это скажи Тейхмане, — предложил я. — И не забудь добавить, кто в таком случае наимудрейший в нашем классе.
— Нет, Иво, серьезно: чем больше человек знает, тем шире для него граница круга, за которым остается неведомое и…
— Иди ты к черту!
— Да, нервы у тебя расшатались, — констатировал Фред.
— Да, вот такой я сегодня… Как тебе болеется?
— Ничего особенного. Как обычно. Сам знаешь.
— Да.
— А твои как дела? Как ребята?
— Нормально. Когда в школу придешь?
— Хотел завтра, но доктор продлил освобождение. Значит, послезавтра.
— Хорошо. Будем иметь в виду.
— Чао, Иво!
— Чао, Фред! Чеши к своим теткам!
Мы поплелись каждый в свою сторону.
Ничего предпринимать сегодня вечером не хотелось.
Когда шел через парк, послышался женский голос. Звали меня.