Не та война
Шрифт:
Небогатов был совершенно спокоен, как это ни странно. Да и при Цусиме он нервничал ровно до того момента, как увидел страшный взрыв на «Фудзи», а потом «Асама» попала под расстрел его броненосцев. И волнение разом прошло — непобедимые досель японцы оказались людьми из плоти и крови, которые гибли, как сами до этого несли смерть. Да и шимозный «ливень», от которого горело все, что могло гореть, оказался не таким и страшным, если команда умела бороться с пожарами. Наличие бронирования, даже тонкого, представляло непреодолимую преграду для любых фугасных снарядов — разрывы практически не приносили серьезного вреда.
Сейчас сражались корабли, ставшие совсем иными, в сравнение с теми, что прошли Цусиму. Для снижения перегрузки, этого бича отечественного судостроения, сделали все возможное — срезали надстройки
— А вот к этому японцы оказались не готовы, Лев Алексеевич — привыкли диктовать нам свои условия, а тут незадача. Думали, что останутся безнаказанными, мы гораздо слабее, но сейчас отходить для них означает «потерю лица». Им реванш нужен убедительный, вот только хрен, как говорил Дмитрий Густавович. Надо воевать по своим правилам — поднять сигнал Добротворскому — «атаковать крейсера неприятеля»!
Бить нужно по слабейшим — этот урок Николай Иванович давно усвоил. Бронепалубные крейсера таковыми и являются, а также концевой «Ниссин», по которому начал пристрелку вышедший из колонны «Бородино», сумевший встать позади «Пересвета». И это был заранее подготовленный «третий вариант» — противостоять 305 мм снарядам весом в двадцать пудов шести или семидюймовая броня не могла. К тому же по «гарибальдийцу» продолжали лихорадочно стрелять напичканные восьмидюймовыми пушками крейсера Безобразова — высокие и более низкие всплески буквально встали «лесом» вокруг детища итальянских кораблестроителей.
Небогатов прикусил губу — сбить ход нужно, сбить, одно или два удачных попадания, этого будет вполне достаточно. У Безобразова сейчас три корабля, каждый из которых сильнее «Ниссина» — подавляющий огневой перевес, противостоять которому невозможно какое-либо долгое время.
— Бэру нужно продержаться — тогда «Бородино» займется «чилийцами». Да и нам надо выстоять…
«Цесаревич» сильно встряхнуло, палуба под ногами ощутимо вздрогнула — в броневой пояс попал десятидюймовый снаряд, из бортовой башни, 305 мм взрываются намного сильнее. «Касима» и «Катори» оказались опасным противником, долгий бой против них может стать фатальным для флагманского корабля. Но тут как кому повезет — или японцы выбьют «Цесаревич» вдвоем, либо Безобразов втроем одолеет «гарибальдийца». И тогда станет ясно, кому покидать поле сражения придется первым, и оставлять на нем «куски содранной шкуры».
А ведь еще есть крейсера, и в бинокль были хорошо видны их силуэты — два трехтрубных и один с пятью трубами. Они пошли на «эдгары», гораздо более тихоходные, на два, а то и три узла, «Аскольду» же уступали больше. И час времени еще есть — столько потребуется «кентам», которые бесплодно искали несуществующие транспорты, чтобы добраться своим кораблям на помощь. Пока три против четырех, вот только русские крейсера имели сплаванные экипажи, не раз побывавшие в бою, а вот этим опытом команды «британских покупок» вряд ли отличались — все лучшие моряки у японцев шли на броненосцы и броненосные крейсера. К тому же потери в малых крейсерах самураи понесли изрядные, и экипажи многих не успели спасти. А флот не армия — на подготовку хорошего специалиста несколько лет уходит, их потери порой сразу и не возместить. У русских все намного лучше с этим — и флот до войны был намного больше, и из плена вернулись на свои же корабли команды порт-артурской эскадры…
— Надо перетерпеть! Нас больше, должны продержаться!
Небогатов повторял слова как заклинание — «Цесаревичу» сильно доставалось, и лишь благодаря солидной броневой защите корабль не только держался в боевой линии, но и возглавлял ее. Японцы умели сосредоточить огонь на одной цели, и не раз так делали. Вот только не сейчас — русских кораблей было больше, девять против семи — и их пушки тоже стреляли точно, сказывалась выучка с боевым опытом.
Тут аксиома — если ты не стреляешь по вражескому кораблю, то он в «спокойных условиях» будет расстреливать тебя самого!
«Цесаревич» ведет эскадру в бою…
Глава 18
— Мы обманули японцев — они ударили по двум направлениям, но одинаково слабо. Теперь им нужен хоть какой-то успех в бою — отступать они явно не намерены. Тем хуже для них — пусть все решают пушки!
— Согласен с вами, Григорий Павлович. Но не думал, что противник, которого в Петербурге презрительно именуют макаками, настолько умело воюет, — вот уже полчаса шел бой, но Александр Михайлович уже взял себя в руки, выдавив страх из души, сохраняя при этом хладнокровие. Хотя после первых попаданий в «Потемкин» его на минуту обуяла паника — он впервые увидел смерть собственными глазами, когда влетевший в амбразуру осколок разорвавшегося снаряда буквально срезал голову стоявшему рядом с ним рулевому квартирмейстеру. Хлынувший фонтан крови запятнал мундиры и лица — но все моряки оставались на своих местах, а труп быстро унесли в корабельную баню, которая стала для погибших временным погостом. Не повезло, что и говорить — и великий князь еще раз возблагодарил небеса, что надел кирасу и каску, не стал понапрасну бравировать храбростью. Эти средневековые атрибуты прочно вошли в обиход не только флота, но и армии, ведь гибель и увечья офицеров и нижних чинов значительно снизились. И сейчас на верхней палубе осколки буквально выкашивали матросов, что тушили пожары. Так что хоть какая-то защита придавала людям больше уверенности в бою, ведь каждый хочет жить, мысленно повторяя про себя библейское изречение — «да минет меня чаша сия»!
— К противнику преисполнен презрения тот, кто с ним не воюет, ваше императорское высочество, — отозвался Чухнин — казалось, что адмирал совершенно не испытывает страха, только иной раз непроизвольно морщится, когда в «Потемкин» попадает очередной японский снаряд. — Особенно те из них, кто в столице пребывает, далеко от войны. А нам лишь бы выжить, потому что только тогда победить сможем.
— Вы прямо карбонарий, Григорий Павлович — с мятежным духом внутри, — усмехнулся Сандро, но тут же сгладил. — Это только шутка, не обращайте внимания. Но я вас прекрасно понимаю — все недочеты и просчеты начальства только тогда видны, когда смерть в любой момент принять можешь. Мы восемь месяцев готовились к новой войне, вот только не успели…
От страшного удара подогнулись колени, ощущение, будто стальная плита под ногами «волнами» пошла, мышцы чуть не порвало от напряжения — несколько человек в рубке попадали. Послышались стоны, внутри все заволокло дымом, стало невыносимо жарко.
— Санитары!
От громкого выкрика Александр Михайлович пришел в себя, оцепенение схлынуло. Он наклонился, и, ухватившись за ремни кирасы, помог подняться на ноги Чухнину, которого сотрясение от разрыва снаряда на стальной плите рубки отбросило на настил. Адмирала приложило серьезно, лицо разбито, в крови. Вытащил из кармана платок, стал вытирать, убедившись, что у командующего эскадрой разбит только нос.
— Ничего страшного, — прохрипел адмирал. — Только сам сейчас осознал, что, не побывавши в бою, военным моряком не станешь. Хорошее дополнение к штормам — одно на другое накладывается.
Сандро мысленно отметил, что с адмиралом все в порядке, раз здраво рассуждает. Подняв бинокль, стал рассматривать происходящее в море, первым делом вражескую эскадру. Полдесятка серых силуэтов, увенчанных густыми клубами, шли в сорока кабельтовых — до войны максимальная дистанция боя ставшая сейчас обыденной. Он тряхнул головой, вытер глаза — нет, не показалось, японцев действительно пятеро — три «дункана» и «Идзумо» с «Адзумой». Но «Ивате» отыскал быстро — тот вышел из линии и спешил на помощь своим крейсерам, на которые напали их русские «визави». «Очаков» с «Кагулом», обе «богини» со «Светланой» представляли для японцев теперь серьезную угрозу, после того как их чуть ли утыкали шестидюймовыми пушками. Так что противостоять русским «шеститысячникам» на равных самураи не могли, потребовалась поддержка броненосным крейсером.