Не так, как у людей
Шрифт:
Внутри на первом этаже располагались холл, лестница, лифт, кухня, столовая, гостиная, ванная, кладовые, на втором — три спальни с отдельными ванными. Все эти комнаты были обставлены с поразительной роскошью и вместе с тем с отменным вкусом. Дорогая старинная мебель, настоящий антиквариат, господствовала в них. Великолепные портьеры, покрывала кроватей и ковры дополняли этот ансамбль. С потолков свисали сложные хрустальные люстры. Но комнаты не выглядели обжитыми. Ни одна небрежно брошенная вещь, ни фотография, ни криво поставленный стул не нарушали их величия. Если бы мебель умела говорить, она пожаловалась бы, что долгие годы не видела ни хозяина, ни другого человеческого лица. Никто не любовался всей этой роскошью.
Сам хозяин коттеджа, как обычно, находился в подвале. Собственно говоря, он там жил. Изо дня в день его фигура следовала одним и тем же маршрутом: от дверей через холл к лестнице, а далее — вниз, в свою комнатушку, в свое убежище. Владелец дома жил, даже существовал, много лет в простой обстановке, граничащей с неудобством и неуютом. Вокруг него были голые оштукатуренные стены со следами старой побелки. С потрескавшегося потолка свисала лампа в обрамлении небольшого убогого плафона, покрытого толстым слоем пыли. В левом дальнем от двери углу стояла кушетка. По виду она предназначалась скорее для осмотра пациентов в кабинете врача, нежели для нормального сна. На кушетке лежало аккуратно свернутое одеяло, чуть выцветшее от времени. В центре комнаты расположился деревянный стол. Наверное, когда-то его поверхность глянцево сияла под легким касанием электрического света, а теперь столешница была испещрена глубокими порезами и царапинами. Возле стола примостился стул с высокой спинкой и широкими подлокотниками, и в данный момент он не пустовал. На нем удобно расположился хозяин коттеджа со стаканом в руках. Он смотрел в экран миниатюрного телевизора. Показывали международные новости. Телевизор стоял у стены на низком, примерно чуть выше пояса, холодильнике. Это была вся имеющаяся здесь в наличии мебель. Ни ковров, ни окон с красивыми портьерами не наблюдалось. Обитателя комнаты, похоже, ничуть не угнетал аскетизм обстановки. В данном случае применим был парадокс: «Чем хуже — тем лучше» — то есть чем больше внешние неудобства, тем меньше внимания к моральным страданиям.
Новости плавно подошли к концу. Хозяин коттеджа одним глотком допил густое тягучее содержимое стакана. Он уже давно перестал морщиться при виде этого коктейля. Привык. Медленно и неохотно мужчина выбрался из-за стола и выключил телевизор. Комната погрузилась в кромешную тьму (лампа на потолке не горела). Однако это не помешало хозяину коттеджа уверенно дойти до дверей. По такому же мрачному неосвещенному коридору он добрался почти до начала лестницы, где размещалась душевая. Стакан необходимо было помыть, а на кухню идти, как всегда, не хотелось. В раковине в кране была горячая вода. Она быстро смыла остатки жидкости из стакана, темными потеками заструилась в слив. Мужчина отряхнул стакан и собрался выходить из душевой. Краем глаза он поймал в зеркале на стене свое отражение и — поморщился. Конечно, отразившегося в зеркале человека вряд ли можно назвать красавцем, но расстраивало не это. Мужчина махнул рукой в сторону зеркала. Его изображение странно поплыло и развеялось. Расстраивало как раз полное отсутствие у него реального отражения и все, что отсюда вытекает. Вот уже триста лет он был вампиром. Алекс и забыл, как выглядел когда-то. Давным-давно он — монстр. Алекс с ужасом вспоминал свое превращение в вампира. Тогда он единственный раз рассмотрел свой новый облик, то, как его увидят люди, забудь он сотворить личину. Алекс до сих пор просыпался в холодном поту, когда ему снилась эта картина. Он боялся сам себя, он сам себе был противен. Сознание Алекса кричало и вопило от ужаса и омерзения. Оно явно не могло примириться со своим вынужденным существованием в теле отвратительной крылатой твари с пепельно-серым цветом бугристой кожи и шипами на тыльных сторонах запястий, предплечьях, спине, бедрах. Человеческая личина могла обмануть зрение и зеркала, но не осязание. Алексу хотелось собственными руками разорвать это отвратительное тело и выпустить из него душу. Однако он не мог причинить себе вред, как бы ни пытался. Странный щит, повторяющий контуры фигуры, защищал его от всего.
За триста лет Алекс перепробовал сотни способов умертвить себя. Он бросался с высокой скалы, прыгал в огонь, пытался подорваться гранатой, утопиться, проткнуть омерзительное тело мечом и даже вбить себе в сердце осиновый кол. О последней попытке самоубийства Алекс вспоминал с содроганием. Он никогда не был садомазохистом. Огонь, сталь, падения с огромной высоты не оставили на нем даже маленькой ранки. Зато кол вошел в тело как надо. С каждым ударом молота по дереву брызги странной черноватой крови разлетались по комнате. Алекс чувствовал, как дерево все глубже входит в его плоть. Он даже позволил себе надежду, что сейчас умрет, и весь ужас последних сотен лет развеется, но — напрасно. Кол насквозь проткнул сердце, а душа все еще не отправилась в мир иной. Терпя страшную боль, Алекс пролежал так три часа. Но смерть не приходила. Наоборот, свежеструганый осиновый кол начал медленно выползать из тела, а рана зарастать. Это было сто пятьдесят лет назад. Больше такой попытки Алекс не повторял. Конечно, он уже давно считал себя полным психом, однако опыт с колом был перебором даже для него. Алекс знал только один стопроцентный способ освободить себя из заточения в ужасном теле вампира — поддаться голоду и выпить чью-то теплую кровь. Тогда его душа отправится в ад и освободит дорогу приходу демона на свое место. Но на такое решимости не хватало. Алекс уже много раз корил себя в трусости. Ад страшил его. Однако больше всего Алекс боялся выпустить на волю демона. Уж тот не будет колебаться — убить ему человека, выпив всю кровь, или нет. Демоны-вампиры безжалостны. А этот станет еще и неуязвим в теле Алекса. Но такое нельзя допустить. Поэтому он терпел и старался как можно реже выходить из своего подвала.
Каждый раз, покидая дом, он боялся, что потеряет голову от всепоглощающей жажды крови и очнется над трупом какого-нибудь бедолаги, чтобы тут же навсегда уступить неуязвимое тело демону. Чтобы утолить голод, Алекс питался свежей кровью поросят или донорской человеческой кровью. Продавцам этих товаров приходилось щедро платить, чтобы они держали лишние вопросы при себе. К счастью, деньги у него были. Алекс почти сразу понял, что состоятельному человеку легче скрывать свои странности: с эксцентричного богача меньше спроса, чем с бедного бродяги. Пользуясь своей сверхчеловеческой выносливостью и силой, поначалу он зарабатывал физическим трудом, потом перешел на мелкие инвестиции. Когда вложение денег получалось не очень удачным, Алекс не чурался грабить состоятельных людей. Однако вскоре он приобрел опыт в финансовых вложениях — все-таки прожил почти четыре человеческие жизни, — а потому потребность в экспроприации чужого добра пропала. Его деловые партнеры не видели ничего подозрительного в том, что они встречаются только после захода солнца. Личина обеспечивала надежную маскировку. Алекс старался создавать образ невзрачного, неприметного мужчины, которому легко затеряться в толпе. Для этого достаточно было подойти к зеркалу и подключить воображение, представляя в деталях фигуру, лицо, глаза, волосы…
Умением создавать личины обладало большинство нечисти. Правда, например, другие вампиры предпочитали облик высокого мускулистого красавца или фигуристой фотомодели, чтобы «пища» сама стремилась к встрече с ними. Их не мучили сомнения или угрызения совести. Люди для них — просто средство удовлетворения голода и развлечение. Вампиры считали себя высшей кастой, в которой Алекс был парией. Еще бы! Единственный вампир с человеческой душой. Он был чужим для всех — и для людей, и для демонов. Вампиры предпочитали не замечать его, забыть о его существовании. Они давно поняли, что связываться с Алексом — себе дороже. На них-то осиновые колья и заклинание Острой Осины действовало безотказно. Алекс ради эксперимента собственноручно проверял, ранит ли других осиновая древесина. Теперь вампиры обходили его десятой дорогой, а при встрече нос к носу большинство из них непонятно в чем извинялись, пятились задом или просто разворачивались и убегали со всех ног. Алекса это вполне устраивало, так как общаться с ними желания не возникало.
Трехсотлетний вампир, уже в который раз, вздохнул перед пустым зеркалом и медленно побрел обратно в комнатушку. Ему предстоял очередной самостоятельный урок испанского. Он давным-давно решил для себя загружать мозги иностранными языками, чтобы не сойти с ума окончательно от грустных мыслей и несбыточных желаний. Алекс уже мог похвастаться великолепным знанием английского, немецкого, французского, арабского, греческого и японского. Попытка изучения ки тайского с треском провалилась. Каждый раз, произнося фразу на этом языке, он начинал смеяться над ее звучанием в собственном исполнении. Лепечущие слова в его понимании так не вязались с его нынешним обликом и сутью, что Алекс после очередного приступа хохота навсегда запретил себе заниматься китайским.
ГЛАВА 5
Страшенно хотелось спать. Глаза непослушно закрывались сами собой, а вывих челюсти от зевоты я должна была получить еще два часа назад. Бессонная ночка, похоже, не прошла для меня бесследно. Я изо всех сил попыталась сесть прямо и придать лицу осмысленное выражение. Скорее всего, для взгляда со стороны мои усилия не принесли видимого результата. Да и кому это нужно? Сейчас вовсю шла консультация к экзамену. Вряд ли специалист по трудовому праву рассмотрит меня вверху на последнем ряду лекционной аудитории.
Мой конспект на сегодня ограничивался странными неуверенными и неровными палочками, точечками и волнистыми линиями, узнать в которых знакомые слова было почти невозможно. Эту мысль разделяла и сидящая рядом Дашка. Она так и заявила, что моя писанина похожа на шпионскую шифровку, которая поставит в тупик любую спецслужбу мира. Но напрягать руку и писать понятнее все равно ужасно не хотелось. Даже надписи на крашеной столешнице передо мной и то выглядели четче, чем конспект. Рядом с тетрадкой красовался ровный квадрат с ярко-черной круглой кнопкой внутри, вычерченный неизвестным лицом явно по линейке. Надпись под ним гласила: «Кнопка автоматического выдворения надоевшего преподавателя из аудитории (если не срабатывает — операцию выполнить вручную)». Я хмыкнула и надавила в центр кружочка, надеясь, что какие-нибудь высшие силы сжалятся надо мной сегодня, и лектор нас срочно покинет. Как и следовало ожидать — не вышло, рекомендацию, приписанную в скобочках, пробовать, естественно, не стала, иначе сдача зачета для меня рисковала бы вылиться в крутые разборки.
Под конец лекции я, очевидно, все-таки задремала, так как проснулась от чувствительного тычка локтем в бок от Дашки и дополнительного «тихого» требования просыпаться.
— Мэл, подъем! — гаркнули подруги хором с обеих сторон от меня.
Пришлось прореагировать — встать на ноги и сделать вид, что проснулась и полна энергии. Я вместе с подругами вышла из института и даже вполне беззаботно протопала три квартала, а дальше мы расстались. Юля и Даша торопились по домам готовиться к экзамену, а мне необходимо было отправляться на встречу с Сергеем Ивановичем. Сейчас для меня гораздо важнее было научиться защищать собственную жизнь, а не зубрить ненужные фразы.