Не теряя времени. Книжник
Шрифт:
— Что ни день, то все хуже, все пуще. Все в городе движется круглые сутки, полно народу потерялось, многие не выходят из дома или спят на работе. Работа почтальона становится все трудней и трудней, и все меньше охотников за нее браться, нанимают кого придется… и, кстати, я часто думал, не попробовать ли вам…
При всех своих причудах, город, где жили Бен, Фонтанна и Ковбой, не избежал тройных тисков, что вынуждают человека заботиться о пропитании, работе и деньгах. Да, до сих пор Фонтанне с Беном удавалось уклоняться, но дольше длиться это не
— По-твоему, у нас получится? — спросил Бен.
— Конечно! — ответила Фонтанна.
— Вы просто рождены для этого! — сказал Ковбой.
Сказано — сделано, и вот все трое — почтальоны в подвижном городе, который ускользает из-под ног.
Целый день они ходили по улицам, работали обычно одной бригадой и худо-бедно справлялись. Город они хорошо знали, он их тоже и, смотря по настроению, облегчал или затруднял им работу.
Поскольку разнести все письма было невозможно, пришлось распределить их по степени важности. В первую очередь они отбирали личные письма, которые старались опознать по конверту, казенные пакеты, счета, рекламные листки и извещения о смерти откладывали в сторону.
К вечеру они уставали до изнеможения. Молча ужинали и сваливались спать. Ковбой совсем пал духом. Он частенько оставался ночевать в заброшенном доме, внизу, деля с котом старый матрасик.
Дом помогал им, как мог, и двигался в ту сторону, куда им надо было идти.
Прошло какое-то время, и город успокоился, вернулся к своему привычному, ночному, более гуманному по отношению к почтальонам графику. Участие Бена и Фонтанны стало не таким уж необходимым, а пожалуй, что и излишним, но они делали непонимающий вид и продолжали работать, потому что волновались за Ковбоя. Сначала они списывали его уныние на усталость, но никакая усталость не могла объяснить тоску в глазах и убитый вид.
И наконец однажды, когда они все трое сидели за ужином на кухне, Ковбой вдруг бросил вилку, встал и произнес:
— Послушайте, друзья, я понял, что в нашем городе полным-полно людей, которым не приходят письма, никогда! При виде меня загораются надеждой лица стольких брошенных женщин, несчастных детей, одиноких мужчин, а я эти надежды разбиваю и не могу ничем помочь. Если бы вы, как я, учились в школе почтальонов, то знали бы: хороший почтальон не должен поддаваться чувствам, доставить отправление по адресу — вот его долг, остальное его не касается. Так вот, друзья мои, я должен со стыдом признаться: я — почтальон плохой, я больше не могу смотреть спокойно на людскую боль и одиночество, а потому решил уйти с работы.
— Да ты с ума сошел! — воскликнул Бен. — Ты самый лучший почтальон на свете!
— Неужели другого решения нет? — спросила Фонтанна.
— Есть, — отвечал Ковбой, — но тут мне нужна ваша помощь.
— Ну, так выкладывай! — сказал Бен.
— Я вот что тут подумал… Во-первых, хватит притворяться, будто вы работаете, когда на самом деле просто не хотите оставлять меня одного.
— Ты что! — возразил было Бен.
— Да ничего подобного! — сказала и Фонтанна.
— Ну, ладно-ладно, — усмехнулся Ковбой. — Скажем так: во-первых, всю работу я буду делать сам, за себя и за вас, уж как-нибудь не надорвусь. А во-вторых, распределим обязанности: я составляю список подопечных, ты, Бен, пишешь письма, а Фонтанна занимается доставкой всей этой неофициальной, тайной почты.
Фонтанна радостно захлопала в ладоши:
— Как здорово!
Но Бен не разделял ее восторг.
— А почему это писать должен я? — спросил он недовольно.
— Потому что мы не умеем, — ответил Ковбой, хитро улыбнувшись Фонтанне.
— Как это так? — опешил Бен и недоверчиво взглянул на Фонтанну.
— Да я и в школу не ходила, — развела она руками.
Бен недоверчиво взглянул на Ковбоя.
— А я умел, да позабыл, — стал уверять Ковбой.
Бен тяжело вздохнул и с тревогой спросил:
— Вы думаете, я смогу?
Фонтанна улыбнулась, а Ковбой сказал:
— Конечно! Ведь никто тебя не просит сочинять романы. Эти люди так одиноки, что будут рады и пустому конверту со своим именем и адресом.
— Так почему бы и не посылать одни конверты, — проворчал Бен и отвел глаза.
— Бен… — сказал Ковбой.
— Бен… — сказала Фонтанна.
Бена грызли сомнения. Он вспомнил свой дневник и как он мучился над ним. Но план понравился ему не меньше, чем Фонтанне и Ковбою. Он обхватил руками голову. И вдруг почувствовал желание, какого не было уже давно… или не так давно…
— Мне надо хорошенько выпить!
Победа! — поняли Фонтанна и Ковбой. Они придвинули свои стулья поближе к нему. Фонтанна подвинула ему бокал, Ковбой схватил бутылку, щедро налил, и оба стали выжидать.
— Ну, так и быть! — Бен вскинул голову. — Но при одном усло…
Фонтанна залепила ему поцелуем рот и не дала договорить.
— Но при одном условии, — продолжил он, освободившись. — Я буду писать не письма, а одни открытки. Вдруг что-то напишу не так — тогда останется картинка.
— Шик! — сказал Ковбой.
Бен залпом выпил вино, поставил бокал на стол и возразил:
— Меня зовут Бен.
— Прости, но иногда мне страшно хочется назвать тебя Шиком! — ответил Ковбой.
— А между прочим, тебе и правда нужно имя, — заметила Фонтанна и взяла еще пару бокалов.
— Зачем? Разве плохое имя Бен?
— Хорошее, конечно. Но лучше бы его не раскрывать. Мало ли что…
Она наполнила бокалы, и они выпили втроем.
— Какое бы придумать имя? — раздумывал Бен. — Мне всегда хотелось, чтобы меня звали Констанс.
Ковбой подавился, Фонтанна вытаращила глаза.
— Но Бен, — осторожно сказала она, — Констанс — это женское имя.
— Ну и что? А если мне так нравится? Красивое имя: констанссссссссс. И кто тебе вообще сказал, что я не женщина?
— Никто, — согласилась Фонтанна. И, подумав, добавила: — Просто такое у меня сложилось впечатление.
Ковбой допил свое вино и тоже вступил в разговор:
— Послушай, Бен, не важно, кто ты, женщина или мужчина, но имя тебе нужно особенное, звучное, такое имя, которое подходит…