Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
Шрифт:
Она оборвала фразу. Ее охватил девичий стыд.
Он наклонился к ней и от всего сердца воскликнул:
— О, не говорите так! Если я вас оскорбил, я не вынесу этого. Но для меня было бы столь же невыносимым отпустить вас… ничего не сказав. Тогда вы могли подумать, что это просто флирт и вы для меня ничего не значите. Но, Персис, вы для меня очень много значите — очень-очень много. Сколько раз я хотел просить вашей руки! Я объясню вам, почему я этого не сделал. Я светский человек, боюсь, ни на что особо не годный. Все говорят, что я ищу богатую невесту, а это неправда; и если бы я женился на вас, они бы сказали: «Ну вот! Мы так и знали!» Меня это не пугает, я мужчина и не
— Но мне не надо другого! — вскричала Персис. — О, сэр Джастин, вы должны мне верить. Вспомните…
В этот самый момент миссис Харрисон выглянула из окна кареты и довольно громко позвала:
— Джастин, ты что так долго? Лошади уже закоченели, ведь их сегодня утром подстригли. Поторопись, милый. К тому же les convenances [19] .
— Хорошо, Нора, — ответил он. — Я сейчас. Мы никак не дождемся, чтобы открыли дверь. Наверное, звонок не работает. Попробую еще раз.
19
Приличия (франц.).
И, почти забыв, что это, строго говоря, неправда, потому что он еще не звонил, сэр Джастин яростно надавил на кнопку.
— Это в вашей комнате горит свет, мисс Реманет? — спросил он преувеличенно громко, услышав шаги слуги за дверью. — Та, что с балконом? Совсем как в Венеции, напоминает Ромео и Джульетту. Но балкон словно создан для грабителей! Такие низкие перила! Будьте осторожны, берегите рубины!
— Не стану я их беречь, — ответила Персис, быстро вытирая кружевным платочком глаза, — если они вызывают у вас такие чувства, пусть их украдут! Мне все равно!
Едва она произнесла эти слова, как лакей Маклуров, невозмутимый, словно сфинкс, открыл дверь.
В ту ночь Персис долго сидела в своей комнате, прежде чем раздеться. Ее голова была занята сэром Джастином и его таинственными намеками. Наконец она все же сняла свои рубины и прелестный шелковый корсаж. «Мне они не нужны, — подумала она, и горло у нее сжалось, — если из-за них я лишилась любви человека, за которого хочу выйти замуж».
Уснула она поздно, и сон ее был неспокоен. В ее снах удивительным образом соединились сэр Джастин, бал, рубины и воры. Она долго не вставала на следующее утро, и леди Маклур не тревожила ее, полагая, что Персис утомлена после вчерашнего бала, — как будто хорошенькую американку так просто утомить! Около десяти она внезапно проснулась. Ее тревожило смутное чувство, что ночью кто-то забрался в комнату и похитил рубины. Девушка вскочила и подошла к ночному столику. Футляр лежал на месте; она открыла его и заглянула внутрь. О, вещее предчувствие! Рубины исчезли, футляр был пуст!
Еще прошлой ночью Персис было искренне все равно, что станет с рубинами. Но то было вчера, и рубины еще не были похищены. Теперь же ситуация в корне изменилась. Было бы жестоко заставлять нас (особенно политиков) держаться своих вчерашних слов. Персис была американкой, а американки неравнодушны к чарам драгоценных камней; эту дикарскую страсть европейские иммигранты, видимо, унаследовали от своих краснокожих предшественников. Она бросилась к сонетке и дернула за шнурок со всей женской злостью. Как обычно, на звонок явилась горничная леди Маклур. Это была разумная, сдержанная девушка, и когда Персис вне себя крикнула: «Немедленно вызовите полицию и скажите сэру Эверарду, что мои драгоценности украли!», она ответила: «Да, мисс» — с таким невозмутимым спокойствием, что Персис, импульсивная, как всякая американка, обернулась и уставилась на нее как на чудо природы. Ни один йог не мог бы выказать большего самообладания, чем Берта. Казалось, она предвидела, что рубины украдут, и потому отреагировала на слова Персис так, словно та попросила принести горячей воды.
Следует заметить, что леди Маклур очень гордилась подчеркнутой бесстрастностью Берты и считала это качество одной из главных добродетелей английской прислуги. Но Персис, будучи американкой, смотрела на вещи иначе; та безмятежность, с которой Берта ответила: «Да, мисс; конечно, мисс; я сейчас же скажу сэру Эверарду», — показалась ей просто возмутительной.
Берта удалилась, тихо притворив дверь; а спустя несколько минут сама леди Маклур появилась в спальне своей гостьи, чтобы утешить девушку в постигшем ее несчастье. Она застала Персис сидящей на кровати в очаровательной французской кофточке (бледно-голубой с бежевыми отворотами) с томиком стихов в руках.
— Милая моя! — воскликнула леди Маклур. — Вы, должно быть, их отыскали? Берта сказала, что вы потеряли ваши прелестные рубины!
— Увы, дорогая леди Маклур, — ответила Персис, вытирая слезы, — они исчезли. Их украли. Я забыла запереть свою дверь, когда вернулась вчера ночью, а окно было открыто; так или иначе, кто-то забрался в комнату и взял их. Но в минуты горестей я обращаюсь к Браунингу. Он прекрасно успокаивает нервы. Так утешает, просто ставит на ноги.
Персис позавтракала в постели, заявив, что не выйдет из комнаты до приезда полиции. После завтрака она встала, надела элегантный парижский пеньюар (у американок в будуаре всегда наготове такие милые вещицы для неформальных приемов) и села в ожидании офицера полиции. Сэр Эверард, чрезвычайно расстроенный тем, что подобная неприятность случилась в его доме, сам отправился за представителем закона. Пока его не было, леди Маклур лично обыскала комнату, но не нашла ни малейшего следа утерянных рубинов.
— Вы уверены, что положили их в футляр, дорогая? — спросила она, беспокоясь о чести дома.
— Совершенно уверена, леди Маклур, — ответила Персис. — Я всегда кладу их в футляр, как только снимаю; а когда я решила взглянуть на них сегодня утром, футляр был пуст.
— Должно быть, они представляли большую ценность? — поинтересовалась леди Маклур.
— Шесть тысяч фунтов в переводе на ваши деньги, если не ошибаюсь, — уныло ответила Персис. — Не знаю, как у вас в Англии, но в Америке это считается дорого.
Повисла пауза, но тут Персис снова заговорила.
— Леди Маклур, — резко спросила она, — эта ваша горничная — истинная христианка?
Леди Маклур была сильно озадачена. Она не привыкла рассматривать представителей низших классов в этом свете.
«Я всегда кладу их в футляр, как только снимаю».
— Право, не знаю, — медленно произнесла она, — вряд ли можно с уверенностью сказать такое о ком-либо, тем более о горничной. Но я полагаю, что она честная девушка, определенно честная.