Не тронь добычу!
Шрифт:
— Живой, гад.
— Берем его с собой.
Иван помог выволочь раненого из вертолета, и они оттащили его на безопасное расстояние.
Через несколько секунд вертолет взорвался после прямого попадания снаряда в ящики.
Офицеры сидели в глубокой воронке.
— Бахтияр Мамедович Зибиров. Гражданин России. Паспорт выдан в Москве. Как вам это нравится? — спросил Борис, потрясая в воздухе красной книжицей раненого.
— Вот от него и ниточка потянется, — сказал Олег. — Переждем до темноты и поволочем добычу прямо в штаб.
— Не сдохнет? — спросил Иван.
— Очнется. Крови-то с чайную ложку потерял. Пустяки.
— Хрен там, пустяки!
Иван развернул и начал хлестать раненого по щекам.
— Говори, гнида, кто тебе дал оружие? Пристрелю, сволочь!
Экзекуция не дала результатов. Они смогли расслышать только отдельные слова.
— Москва, Москва. Куплено для Сирии. Спецпоставки в Сирию… Они все могут… Не убивайте…
— Имена? Кто? Назови имена! Раненый потерял сознание.
В штаб его доставили. Врачи сделали все необходимое, а утром пленный исчез. Испарился. Остался только изъятый паспорт — Борису на память. Оформлять боевика не стали. Тогда и побег пришлось бы фиксировать, а это нежелательно. Звездочки на погоны в боях заслуживают, а терять их по глупости никто не желал.
С тех пор много воды утекло. Странно. Рана в груди все еще болела. Но ее никто никогда не видел. Олег, Иван и Борис уже не были офицерами. Обычные мирные люди, женатые. Даже разговаривать научились тихо.
У жен представление в цирке шло, вечерняя работа. Мужики зашли в ресторан. Ванькин день рождения отметить. Времени — вагон. На часах четверть пятого. Можно расслабиться.
Вот тут им и пришлось окунуться в прошлое.
За соседним столиком сидел старый знакомый. Он-то ребят узнать не мог. Знакомство было односторонним.
Живой, сытый, довольный собой. Дорогой коньяк с друзьями пил.
Бахтияр Мамедович Зибиров вскоре простился с друзьями и направился к выходу.
— Оставайся здесь, Ванюша. Друзья нашего подопечного на твоей совести. Не упусти.
Олегу никто никогда не перечил.
Борис и Олег встали и вышли следом.
Когда Зибиров садился в свой «Мерседес», то как-то так получилось, что рядом с ним на сиденье оказался крепкий парень, а к водителю подсел другой, не менее грозный. Он тут же выдернул ключи из замка зажигания. Шофер не знал, что ему приставили к ребрам, но предмет был жестким.
— Тихо, приятель, поживи пока. Сдохнуть еще успеешь.
Борис прижал Зибирова к спинке сиденья, уперев локоть к горлу, и быстро вытащил у него из-за пояса пистолет.
— Так будет спокойнее, Бахтияр. Зибиров растерялся.
— Мы не закончили с тобой наш старый разговор. Скажи нам спасибо, мы тебе жизнь спасли, не то взлетел бы ты в воздух вместе с вертолетом. Но фортуна отвернулась от тебя. Сейчас мы не хотим тебя спасать. Ошибки молодости пора исправлять.
— Что вы хотите? Вы знаете, кто я?
— Даже паспорт твой сохранили на память. Для нас ты враг. Ты поставлял оружие боевикам, а они из него убивали наших ребят. Убедительный приговор?
— Вы не посмеете…
— Еще как посмеем. С удовольствием посмеем.
— Что вам надо?
— Получить ответ на один вопрос. Кто, как и где передавал тебе это оружие? Жить хочешь — скажешь, не хочешь — сдохнешь.
— Хорошо. Я все скажу.
В груди Бориса опять дернуло. Рана все еще не заживала. Боль пронзала его грудь. Он вздрогнул и открыл глаза.
Тишина, свежий воздух, и бабочка с яркими крыльями сидела на занавеске.
Только пульс учащенно бился, и ему казалось, будто его биение слышно всей округе.
Кто-то поднимался по лестнице. Цок, цок, цок — каблучки отстукивали ровные неторопливые шаги. А у него все еще шум от взрывов стоял в ушах.
Тихо скрипнула дверь. Борис закрыл глаза.
Когда Соня вошла, он спал в кресле-качалке у открытого окна. Прекрасный вид, чистый воздух, щебетание птиц и яркое солнце. О чем еще можно мечтать? Сказка, живи — не хочу.
Она подошла ближе, и он открыл глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
— Представь себе, чувствую. Все чувствую. Вот только ходить пока не могу. Похоже, я превратился в беспомощного ребенка, которого каждый может обидеть.
— Разве я тебя обижаю?
— Нет. Ты мой ангел-хранитель, Соня. Очень добрый и красивый ангел. Почему ты не хочешь рассказать мне, как тебе удалось меня спасти?
— Долгая история. Потом как-нибудь. Ты уверенно идешь на поправку — это главное. А силы к тебе скоро вернутся. Только я бы этого не очень хотела.
— Вот как?
— Ты встанешь на ноги и уйдешь. А потом кто-нибудь решит тебя добить и уж в следующий раз не промахнется. Дважды одному человеку никогда не везет. Я же знаю, ты захочешь найти убийц и отомстить им, а вовсе не вернуться к жене под теплое крылышко.
— И все-то ты знаешь.
— В твоих глазах все написано.
— Значит, меня легко прочитать?
— Не знаю. Сейчас легко, потому что раны свежие. Страшные картинки перед глазами прыгают. Это твое последнее воспоминание, другого ничего ты не помнишь. Месяц прошел, а для тебя все случилось вчера. По ночам ты кричишь.
— Кричу? Называю имена?
— Имен я не слышала. Но цензурными твои слова даже внатяжку не назовешь. Не знаю, чего больше в твоем бреду: отчаяния, страха или ненависти. Пока ты не остынешь и не успокоишься, на ноги вставать тебе опасно. Месть — плохое чувство, коверкает разум, презирает бдительность и осторожность. А тебе осторожность очень нужна. Тебя ищут. Дача — не первое место, где я тебя прячу. Сначала ты лежал в больнице, и тебя едва успели вывезти из нее. Время отсчитывалось секундами, а не часами. Опять повезло. Но ты можешь одним неосторожным поступком зачеркнуть все наши усилия.