Не тронь добычу!
Шрифт:
— Его привезли вместе с гробом, — сказал Журавлев. — А в морге расчленили. И это, капитан, ты мог понять сам без подсказок.
— Как?
— Очень просто. Ты сказал о дырках в груди. Но если бы это был Зверев, то он пролежал в госпитале к тому времени больше двух недель. Это раз, а во-вторых, ему дырки бы зашили, а не устраивали вентиляцию для внутренностей.
Соколов молчал.
— Знаешь, где захоронили гроб? — строго спросил Марецкий.
— Да. Мы наблюдали за похоронами. Я думал, Катя знает, где находится ее муж, и следил за ней. Но ее на похоронах не было.
— Придется эксгумировать покойничков и разбираться, кого там тайно захоронили. И вероятно, не первого. Дело поставлено на конвейер, и санитары в нем играют не последнюю роль. Лишняя головная боль Воробьеву. А то ему забот мало.
— А что Софья Пестова? — спросил Журавлев.
— Взяла отпуск и куда-то уехала. Я перестал за ней наблюдать. Ведь Зверев умер.
— Не поехала ли она в отпуск вместе с Борисом? — задумчиво протянул Журавлев.
Все умолкли, словно ждали ответа.
4
На дворе стояла теплая лунная ночь, дул ласковый освежающий ветерок. Тихий уютный Серпухов погрузился в сон. Но далеко не все предпочитали по ночам спать. У команды бывшего лейтенанта Гусакова по понедельникам был банный день, когда вся его команда собиралась в сауне и устраивала там оргии с девчонками. Элитная баня с бассейном, кабинетами, банкетным залом, стилизованным под русскую избу, находилась на окраине города и по понедельникам не работала. Этот день принадлежал лицам особой касты, а для них все всегда работало. Персонал отдыхал. Ребята сами себя обслуживали и расходились по домам под утро усталые, пьяные и довольные, в то время когда жители города торопились на работу, втискиваясь в переполненные автобусы. Каждый сам себе хозяин и волен распоряжаться своим временем по собственному усмотрению. Если, конечно, ты ни в чем не нуждаешься и тебе не надо думать о хлебе насущном.
Они о хлебе не думали. Стол ломился от деликатесов. Четыре кабинки для четырех пар. Десять минут потеешь с подружкой на верхней полке при температуре шестьдесят градусов, потом прыгаешь в бассейн, охлаждаешься и за стол. Рюмочка холодной водочки, пивка, раков — и опять в сауну. Нагрузка на сердце большая, так ведь и мужики не хилые, на здоровье не жалуются.
Итак, на дворе стояла тихая лунная ночь. Неподалеку от знаменитой городской бани остановились две машины. Неприметный «жигуленок» и «Газель», похожая на маршрутное такси. Погасили фары. Из «Газели» вышли четверо парней крепкого телосложения в униформе, с автоматами. Бесшумно они перебежали от шоссе через пролесок к огромному, рубленному из бревен двухэтажному дому со светящимися окнами и просторной верандой, где стояли столики и стулья. Днем здесь работает шашлычная. Окна веранды закрыты ставнями. На двери надпись «Санитарный день».
Бойцы распределились по обе стороны от двери, и один из них нажал кнопку звонка.
В железной двери открылось окошко. Любопытная толстая физиономия с недоумением глянула на пришедшего.
— Ты чё, читать не умеешь?
— Умею. Открывай, придурок, у меня посылка из Москвы.
— Какая посылка?
— Не твоего ума дело, халдей. Живо открывай. Щелкнул засов, потом второй, и дверь приоткрылась.
Посетитель дернул дверь за ручку с такой силой, что «халдей» едва не вылетел на крыльцо. Цепочка оборвалась. Мужика успокоили несколькими ударами резиновой дубинкой по голове. Больше он не задавал глупых вопросов.
Налетчики развернули вязаные шапочки, и те превратились в черные маски с прорезями. Входили в баню они не спеша.
В зале, где стоял накрытый на восемь персон стол, находились двое. Один убирал со стола грязную посуду, другой потел в черном костюме и галстуке. И что это за мода такая — брать себе в охранники мордоворотов под сто двадцать килограммов весом? У него час уходит на то, чтобы голову повернуть. Так и получилось.
Мордоворот потерял сознание раньше, чем успел что-то осознать. А официанта обижать не стали. Увидев стволы, он сам поднял руки вверх и дал понять, что кричать не собирается.
Один из бойцов подошел к нему и тихо спросил:
— Где гости?
Тот кивнул на двухстворчатую дверь.
— Иди первый. Возражать официант не стал.
Дверь открылась. Большой предбанник. Слева — раскрытая дверь в раздевалку, без окон, но с зеркалами. На другой стороне — такая же раздевалка.
Официанта впихнули в одну из них и закрыли. Тут в каждой двери торчал ключ, но все они были раскрыты настежь.
Команда прошла через предбанник и очутилась в зале, где находился бассейн. Точнее, лягушатник. Круглая ванна в шесть-семь метров в диаметре и в метр глубиной. Две кабины — справа, две — слева. В дверях сауны тоже торчали ключи.
Шум, визг, всплески воды. Нет, не от испуга. Вошедших еще никто не заметил. Голые девочки и мальчики веселились.
Четверо вошедших распределились по полукругу бассейна так, чтобы иметь полный обзор и не мешать друг другу. Веселье вдруг оборвалось, будто кто-то нажал кнопку «стоп».
Повисла пауза. Одни в бассейне трезвели, другие — кто держал их на мушке — не мешали им трезветь.
— Девушки, во избежание неприятностей просим по одной выйти из воды и пройти в раздевалку. Мужчины останутся на месте.
— Что за дела, мужики? — подал голос крепкий парень с волосатой грудью. — Я что-то не понял.
— Поймешь, Гусаков. Отцепись от своей телки. Давно ли бабами стал прикрываться?
Тот отпустил девчонку. Женская половина не так была напугана, как мужская. Совсем еще дети. Лет по пятнадцать, им все в диковинку. Они с любопытством наблюдали за происходящим, но не реагировали, словно сидели в кинозале. Картинка и впрямь выглядела киношной.
По одной, гуськом, девочки поднялись по лесенке, и один из бойцов проводил их в раздевалку, где скучал официант. Там всех и заперли на ключ.
Теперь уже не имело смысла прятать свои лица. Бойцы скинули свои маски. Пожалуй, этот жест стал самым неприятным событием. Мужчины сгруппировались в центре бассейна. Если тебе показывают свое лицо, то уже не боятся, что ты его запомнишь, а потом найдешь и отомстишь за унижение.
У всех автоматчиков торчали переговорные устройства в ушах. Один тихо сказал:
— Все готово. Команда в сборе.
В ту же минуту двери «Жигулей» открылись, и из машины вышли еще двое мужчин. Один прихрамывал, опираясь на трость. Они медленно направились к дому.