(не) твоя невеста
Шрифт:
— Я понял, тебе нравится доводить меня.
— А ты не доводись. И отпусти меня, — дергаюсь, но он не думает разжимать пальцы.
Часто дышит мне в лицо, хотя по глазам видно, что все-таки ищет точку равновесия, чтобы не натворить жестоких глупостей. Наверное, я первая женщина за долгое время, а может и за всю его прекрасную и богатую на увлечения жизнь, которая бросает наглые словечки ему прямо в лицо. Так что ему приходится подавлять отточенные рефлексы и сдерживать стальные пальцы.
Мне же плевать. Ну сдержит… И что дальше? Это
— Я не боюсь тебя.
— Я этого и не добивался.
— И не хочу.
— А это ложь, — криво улыбается и кладет вторую ладонь мне на поясницу, запирая в железном капкане. — Мы оба сейчас злимся, потому что небезразличны друг другу.
— Ты у нас еще и семейный психолог. Как занимательно.
— Насильник, малыш, ребенок, психолог… Я запоминаю, Лис.
— Запоминай, запоминай.
Не хочу двигаться, потому вырваться силы не хватит, а заострять касание его широких обжигающих ладоней — только делать хуже. Кажется, он ждет именно этого. Что я первой начну биться, а он найдет способ переправить мою злость в другое русло. Умный и опасный сукин сын, которого я подпустила слишком близко. Черт с ним, с телом, пусть трогает и обнимает, но я позволила ему зайти намного дальше.
Я сама думала о нем и представляла томные картинки, которые потом выдавали меня с головой и давали ему разрешение напирать и добиваться. Он же видел по моим глазам, что я сомневалась и сравнивала его с Лешей. Видел свой шанс и возможность переиграть.
— Ты сама не знаешь, чего хочешь, малышка, — произносит он спокойнее, но руками отправляет противоположный посыл, наталкивая меня на себя сильнее. — Бьешься и вырываешься, но по итогу тянешься ко мне. Прочь от своего ручного мальчика. Ты любишь силу и характер.
— Ты о синяках? Ты их оставишь, если продолжишь…
— Синяков не будет, я не зверь. Но нежным тоже не буду.
Константин рывком разворачивает меня в руках и шагает вперед, наталкивая меня на спинку кожаного дивана.
Глава 30
Мужчина увлекает меня дальше, и через мгновение я оказываюсь на черном диване. Он уверенно растягивает меня и запирает сверху собственным телом, массивным и крепким. Об него можно разбить руки, но мне не жалко, и я все равно бьюсь, пытаясь освободиться. Константин же молча терпит и ждет, когда я выбьюсь из сил, он ничего не делает больше. Сукин сын все успел в первую секунду. Лег на меня, перенеся вес на руки, которыми впился в мягкую обивку рядом с моими плечами, а коленом заставил развести ноги.
Я чувствую его колено между бедер. И, кажется, я расслышала жалобный треск шелковой ткани. Он все-таки порвал его… надорвал точно.
Я все же затихаю, потому что бороться с ним бесполезно и жутко выматывает, с таким же успехом можно биться об стенку.
И он дает мне немного свободы, когда я успокаиваюсь. Отодвигается в сторону и ложится рядом, опуская широкую ладонь на мой живот. Я с трудом сковываю первый порыв — подняться и попытаться хотя бы сесть, но тогда он опять включит каток, а я до сих не могу нащупать ровное дыхание. Дышу рвано и со злыми оттяжками.
— Злость тебе к лицу, — Константин первым подает голос и неотрывно смотрит на мое лицо. — Ты невыносимо красива сейчас.
— А ты просто невыносим, — я запоздало прикусываю язык, понимая, что меньше всего хочу делать вид, что ничего не поменялось, и мы можем по-прежнему мило пререкаться с сексуальным подтекстом. — Я хочу уехать, Констант. Я серьезно.
— Тогда нам обоим сейчас мешает сделка, которую я поторопился с тобой заключить.
Я прикрываю глаза и хочу отвернуться к спинке дивана, чтобы уж наверняка, но мужчина ловит мой подбородок грубыми пальцами и заставляет смотреть на себя.
— Я не привык отступать.
— Я заметила.
— Просто скажи “да”.
Он держит меня силой, в его цепких руках нет ни капли нежности или осторожности, а вот в голосе читается совсем другое. Он сбивает меня с толку своим тоном — так просят, причем от сердца, а не приказывают. И я понимаю почему так, что происходит в его голове и какие странные мысли натолкнули его на противоречивое поведение.
Он решил, что этой ночью я стану его, хотя бы мимолетно, но всё случится. И он едва глушит лютое раздражение небожителя, которого судьба решила щелкнуть по носу и заложить крутой вираж мимо его желаний. И он готов взять свое силой, только вот проклятая сделка, по которой он обещал не трогать меня дальше поцелуев, мешается.
— У меня есть выбор? — ловлю его нехороший взгляд, в котором гуляет слишком много эмоций.
Нет у меня никакого выбора. Он все равно сделает… Переступит через что угодно, не сегодня, так завтра.
— И я смогу сразу уехать? — поднимаю ладонь и обхватываю его пальцы, которые он забыл разжать и отпустить мой подбородок. — Ты отстанешь от меня?
— Да, — короткий выдох.
— И сделка тоже останется в прошлом…
— Ты сможешь делать, что захочешь.
Константин опускает лицо и ведет жесткими губами по моим губам. Странный нервный поцелуй, который больше напоминает пытку, причем обоюдную. Я все равно остро реагирую на него, сквозь злость и желание расцарапать ему лицо в кровь, и он угадывает мой дрогнувший выдох. Он жадно ловит его губами, входя в меня языком глубже. Я послушно впускаю его и чувствую, как он раскатывает меня изощренной лаской. Уверенно, жестко, с проступающим голодом.