Не убоюсь я зла
Шрифт:
(– Черт возьми! Джейк меня что, за голубого принимает?
– Он принимает вас за красивую девушку, какая вы и есть. Слушайте, босс, о Джейке мы поговорим позже.)
– Я нарушаю вашу компанию, – извинился доктор Розенталь. – Можно мне войти, мисс Смит?
– Конечно! Я очень рада вас видеть. Кто-то же должен убедить этих джентльменов, что у меня все в порядке с головой? Надеюсь на вас, доктор.
Психолог улыбнулся в ответ.
– Меня легко уговорить. Должен сказать, что ваше состояние улучшается прямо на глазах. Вы замечательно выглядите,
Иоганн улыбнулась и подала ему руку. Розенталь наклонился и поцеловал ее, но не быстро и испуганно, а нежно и с видимым чувством. Иоганн почувствовала, как по руке пробежала дрожь.
(– Эй, что это?
– Не связывайтесь с ним, босс. Это сущий волк, я вижу.)
Выпрямившись, он не сразу отпустил ее руку, еще раз улыбнулся и только тогда отошел. Иоганн хотела спросить, всегда ли он так обращается с пациентами, но раздумала. Она почувствовала некоторую досаду из-за того, что другие два доктора не оказали ей таких же знаков внимания. Джонни Шмидт родился в таком месте, где целовать руки было не принято. Он к этому так и не привык, но мисс Иоганн Смит начинала понимать, что эта архаичная традиция – дело привычки. У нее слегка закружилась голова.
Ее выручил голос, прозвучавший из двери, голос ее дворецкого.
– Можно подавать, мисс Смит?
– Каннингэм! Рада вас видеть. Да, подавать.
Иоганн задумалась. Кто это дал указание сделать завтрак таким официальным?
Слуга посмотрел мимо нее и сказал бесцветным голосом:
– Спасибо, мисс.
Иоганн удивилась. И Каннингэм, и вся мужская часть прислуги (да и женская отчасти) были словно загипнотизированы. Конечно, тут поневоле напугаешься.
(– Бедняжка боится!
– Конечно. Успокойте его, босс.)
– Подойдите ко мне, Каннингэм.
– Да, мисс.
Дворецкий осторожно подошел к ней и остановился на почтительном расстоянии.
– Подойдите ближе. Взгляните на меня. Не отводите глаз, Каннингэм. Вас шокирует мой вид, не так ли?
Каннингэм сглотнул слюну и ничего не ответил.
– Конечно, шокирует, – продолжала Иоганн. – Но если это шокирует вас, то представьте, каково мне. До вчерашнего дня я сам не знал, что меня превратили в женщину. Мне придется к этому привыкнуть. И вам тоже. Внутри я все тот же придирчивый, несносный и неблагодарный старый негодяй, который взял вас на службу девятнадцать лет назад. И я по-прежнему буду требовать безупречной службы, не замечая ваши старания и забывая сказать «спасибо». Ну, теперь мы понимаем друг друга?
Слуга выдавил из себя улыбку.
– Да, сэр. То есть… да, мисс.
– Вы все еще называете меня «сэр», но вам придется поскорее привыкнуть к титулу «мисс», а мне придется привыкнуть к такому обращению. Нам, старым обезьянам, придется разучивать новые ужимки. Как чувствует себя миссис Каннингэм?
– Лучше. Спасибо, мисс.
– Хорошо. Скажите своей Мэри, что я спрашивала о ней. Теперь можете подавать.
Завтрак прошел почти весело. Иоганн пригубила вино, одобрила его, но пить отказалась. Аромат вина буквально обжег ее, будто крепкий бренди, и она поразилась его удивительно богатому букету. Однако она не стала рисковать и ограничилась апельсиновым соком.
Разговор за столом шел живо и в основном касался хозяйки, но о ней не говорили как о пациенте. Мужчины, казалось, состязались друг с другом, желая привлечь ее внимание… Иоганн обнаружила, что ей это нравится. Она часто смеялась, отвечала на их шутки, шутила сама.
Правда, она видела, что Джейк ел мало и без аппетита, все время смотрел на нее и отводил взгляд, лишь когда она смотрела в его сторону. Бедняжка Джейк.
(– Юнис, что мы будем делать с Джейком?
– Позже, босс… не все сразу.)
Она была снова удивлена, когда Каннингэм подошел забрать ее тарелку – оказалось, что яичница, две булочки, апельсиновый сок, полстакана молока и одна из трех колбасок исчезли.
– Кофе, мисс?
– Я не знаю… Доктор Хедрик, мне можно кофе?
– Мисс Смит, теперь, когда вы можете есть сидя, нет оснований воздерживаться от того, что вам нравится.
– Это следует отметить. Это первый мой кофе за последние десять лет. Полчашечки для меня, Каннингэм, и полные для господ. Да, Каннингэм… у нас есть «Мум» девяносто седьмого?
– Конечно, мисс.
– Заморозьте и принесите. – Она несколько повысила голос. – А если здесь есть неженки, которые не пьют шампанское по утрам, пусть они незаметно улизнут.
Никто не ушел. Когда бокалы были наполнены, встал доктор Хедрик.
– Господа, тост…
Все встали, Иоганн подняла свой бокал. Но не выпила: тост был за «нашу великолепную и очаровательную хозяйку… долгих ей лет жизни!»
– Аминь! Виват! – и следом – звон стекла.
Иоганн почувствовала, как на глазах наворачиваются слезы, но вытирать не стала.
– Спасибо, господа. Каннингэм, принесите новые бокалы.
Когда они были наполнены, она сказала:
– Я прошу вас постоять еще. – Она подождала, пока все встали. – …Выпьем за доктора Бойла и за вас, Джейк, старый друг. Если бы не ваша верность, если бы не ваша помощь, меня бы здесь уже не было… И конечно, за вас, доктор Хедрик, и за всех врачей, которые помогали вам и доктору Бойлу… и за всех терпеливых сестер, на которых я кричала… но все это может подождать. Я прошу вас выпить… – Из глаз потекли слезы, – за вечную память самой очаровательной, самой доброй и самой храброй девушки, которую я когда-либо знал… за Юнис Бранку.
Тост потонул в тишине. Потом Джейк Саломон медленно согнулся в кресле и закрыл лицо руками.
Доктор Хедрик бросился к нему, доктор Гарсиа – с другой стороны. Иоганн беспомощно смотрела перед собой.
(– О Боже, зачем я это сделал! Но, дорогая, я же сказал это от чистого сердца.
– Я знаю, босс, и очень это ценю. Ну, ничего, Джейк должен понять, что я мертва. И вы тоже.
– Вы умерли, Юнис!
– Не беспокойтесь из-за этого слова, босс. Я здесь и никогда от вас не уйду. Я же обещала вам. Разве я когда-нибудь нарушала свое слово!