Не верь глазам своим
Шрифт:
Афроамериканец приподнял бровь и тяжело вздохнул, очевидно, в сомнении, что ему делать.
— Хорошо, подождите минуточку, — сказал он. — Присаживайтесь.
Когда я отошла к дивану, он поднял трубку и что-то прошептал. Судя по выражению лица, разговаривал он с помощницей Кики, а не с самой примадонной. Едва он повесил трубку, как в дверях появилась молодая блондинка в обтягивающих брюках и блузке с потайными пуговицами. У нее был недовольный вид.
— По какому вы вопросу? — требовательно произнесла она.
Я повторила то же самое.
— Так вы собираетесь включить Кики в статью? — негодующе переспросила она.
— Да, и полагаю, она захочет прокомментировать затронутую тему.
— Подождите здесь, — приказала она и вышла, размахивая руками. Афроамериканец посмотрел на меня с тревогой и жалостью, будто меня только что остановили на таможне и попросили открыть чемодан.
Через пять минут вернулась помощница, совсем не в духе.
— Следуйте за мной, — объявила она.
Я пошла за ней вдоль по коридору. Если бы не плакаты на стенах, я бы решила, что попала в офис по продаже недвижимости.
Кики разговаривала по телефону или притворялась, что занята. Мне пришлось стоять минуты две посреди кабинета, пока она десять раз повторила «прекрасно» человеку на другом конце провода. На ней была облегающая коричневая футболка, из-за стола выглядывал пояс юбки или брюк с леопардовой раскраской. В ушах, на руках и вокруг шеи сверкали фальшивые бриллианты крупных размеров. Находясь на более близком расстоянии, чем на прошлой неделе, я поняла, почему Джесси называет ее фотошопной блондинкой. Издалека она выглядит на двадцать пять, но если подойти вплотную, то создается такое ощущение, будто ее лицо обработали в «Фотошопе», — поверх коллагенной кожи тонна макияжа. Лоб Кики был таким гладким, что хоть на коньках катайся.
— Присаживайтесь, — сказала она, наконец-то повесив трубку. Вежливое приглашение противоречило холодному тону. — Обычно я никому не позволяю вваливаться просто так, без приглашения, но иногда проявляю уважение к представителям прессы, хотя, к сожалению, они редко отвечают мне взаимностью.
— Спасибо. Представляю, как вы сейчас заняты в связи с выпуском альбома Евы.
— Вам повезло, что вы меня застали. У Евы постоянно берут интервью, и я чаще нахожусь за пределами офиса, чем на месте. Так о чем вы хотели поговорить?
— «Базз» пишет статью об убийстве Моны Ходящее, и я давно пытаюсь с вами связаться. Мне хотелось бы проверить некоторую информацию.
Боже мой, — произнесла она. — Только не говорите, что «Базз» нанял дополнительных агентов для проверки сведений. Наверное, это нововведение произошло после смерти Моны.
— Вообще-то я журналистка. На вечеринке вы разговаривали с Моной, и все свидетели утверждают, что спор был весьма горячим. Вы не скажете мне, о чем шла речь?
Она рассмеялась, словно залаяла, издавая такие звуки, как шавка, готовая вцепиться в ногу почтальона.
— Вы хотите, чтобы я рассказала вам о личном разговоре тем вечером? И с чего вы взяли, что я вот так возьму и все выложу?
— Уверена, полицейские задавали вам этот вопрос.
— Да, и я была обязана сообщить им правду, но перед вами у меня нет никаких обязательств. И, откровенно говоря, я не вижу, какое это имеет отношение к вашей статье.
— Вы повздорили с Моной незадолго до убийства — весьма подозрительный факт. Я должна включить вашу ссору в очерк, поэтому даю вам возможность изложить свою версию и доказать, что вы действительно ни к чему непричастны.
— Прежде всего наш спор был отнюдь не горячим, — сказала Кики. — Если хотите узнать, что такое горячий спор, я вам его устрою. И потом, будь у меня желание убить Мону Ходжес, я не стала бы бить ее по голове. Предпочла бы нечто вроде крысиного яда, чтобы гарантировать ей медленную мучительную смерть.
Кики зловеще улыбнулась. Она сохраняла спокойствие, но это не значит, что она не могла взорваться во вторник.
— Вы разозлились на Мону в связи с деятельностью журнала?
— Послушайте, если вам так уж нужно знать, то я расскажу. Прошел слух, будто «Базз» собирается дать отрицательную рецензию альбому Евы. Я никогда не пытаюсь уговорить кого-либо изменить свою точку зрения, но мне хотелось высказать мое мнение. Данное намерение показалось мне несправедливым, потому что альбом великолепен.
Кики упорно придерживалась своей версии. Что ж, попробую другую тактику.
— Имя Джед Крэндол вам что-нибудь говорит? Щелчок. Брови невольно поднялись, покраснели внешние уголки глаз. Я задела нерв.
— Это сталкерацци, да? Отбросы общества.
— Верно. Не знаете, зачем он звонил Моне в тот злосчастный вечер?
Судя по тому, как Кики набрала воздух в легкие, можно было догадаться, что она собралась лгать.
— Понятия не имею. Я стараюсь держаться подальше от таких подонков.
— Вы имеете в виду всех папарацци в целом, или у вас есть причина ненавидеть Джеда Крэндола в частности?
— Они все презренные люди, а он абсолютное ничтожество, как мне доводилось слышать. Ради денег готов на что угодно. Чем ниже опустишься, тем больше куш. Если не возражаете, мне надо возвращаться к делам.
Как только она произнесла последнюю фразу, в кабинет вошла ее деловая помощница, словно ждала за дверью.
У меня остался всего один вопрос, хотя меня уже практически собрались вышвырнуть из офиса.
— Во время вечеринки я случайно оказалась на Шестнадцатом этаже и слышала, как муж Евы спрашивал, где вы были. Что вы ответили полицейским на вопрос о своем местонахождении в тот вечер?
— Не было ни минуты, чтобы я не выполняла моей работы. Теперь убирайтесь.
Помощница шла за мной по пятам, словно меня выгнали из клуба, членом которого я не состою. Какое счастье снова оказаться на улице. Я нашла кафе через квартал, заказала капуччино и села за стол, усыпанный сахаром и крошками. Было душно. В голове вертелись слова Кики. Я достала из сумки блокнот и записала наш разговор до мельчайших подробностей, все, что запомнила. И тут до меня дошло. Дело в том, что Джед Крэндол постоянно пытается найти лучшее предложение.