Не верь мне.
Шрифт:
***
В то же время, возле совсем другого подъезда стояла молодая пара. Они не говорили ни о чем, а просто каждый витал в своих мыслях. Девушка, нервно поправив свою каштановую прядку за ухо, нервно поглядела на стоявшего напротив светловолосого парня, который, в отличие от ее напряженного состояния, был на удивление спокоен.
– Все, ты проводил меня, можешь идти своей дорогой.
– Хоть бы спасибо сказала, - наморщив нос, проговорил юноша. Его голубые глаза искрились весельем.
– Спасибо, теперь сваливай, - буркнула шатенка, все так же упорно пялясь себе под ноги.
– Мелочь ты, безкультурная, - покачав головой, вздохнул блондин. Как бы ни было странно, но девушка ему ничего
– Ну, что ж, главное сделал и на этом хватит, - с выдохом проговорил молодой человек.
– Осталось только одно, - после этих слов, шагнув, он наклонился к девушке и поцеловал ее в лоб.
– Теперь можно идти, - сказал он, выпрямившись и пока шатенка прибывала в немом шоке, не зная, что ответить на такой выпад, он быстро забрался в машину, что стояла рядом.
– Сам ты козел безкультурный, - нашлась Женя, только после того, как осталась одна. Оказавшись в подъезде, она пробежала три этажа до своей квартиры и громко вздохнула уже тогда, когда оказалась лежа на кровати в своей комнате. Взяв подушку в руки, накрыла ею голову, крепко прижимая, и, в следующее мгновение, громко зарычала, стараясь так вытрясти свою злость. Но, даже не смотря на это, девушка явственно ощущала, как на лбу, будто огнем, прожигает то место, где Артем, словно клеймив, поцеловал ее. Немного успокоившись и убрав в сторону подушку, Женя посмотрела на свою стену, увешанную картинами. Многие, посмотрев на эту стену, сказали бы, что девушка попросту внезапно увлеклась художественным искусством, но никто и не догадывался, что к живописи девушка было прямо-таки равнодушна, а картины ее не так сильно интересовали, как скорее их вывешивание на стене. Да, с недавних пор Женя получала дикое удовольствие, вбивая купленные в антикварных магазинах картины в свою стену. Для своего занятия она выбирала самые длинные и толстые гвозди, стараясь по максимуму продлить насладиться своим занятием. А дело было вовсе не в том, Силантьева страдала психическим расстройством или неврозом, получая кайф, колотя молотком. Все было гораздо проще и прозаичнее: она делала это от мести. Мести к неугомонному соседу, которого она возненавидела в первый же день, как только познакомилась с ним. Нет, их знакомство не было таким, какое обычно представляет таковое из себя. Она не представлялись друг другу, не пожимали рук, не угощали ничем в честь соседского новоселья. Нет. Он поселился в их доме в начале лета, и, от своей бабушки, которая вечно просиживала все свое время в посиделках, на улице с подружками, она узнала, что в соседнем подъезде поселился, как она сказала, "такой хорошенький мальчик, лапушка такая". Так вот эта самая лапушка заявила о себе в первый же день, устроив у себя тусовку, длившуюся до самого утра. Как оказалась, мальчик-лапушка жил прямо за ее стеной и в тот день Евгении пришлось ощутить прелести многобитной музыки на себе. Она долбила по батарее, стене, но спустя минут десять поняла, что все это в бестолку и, смирившись, легла спать. Уснуть ей удалось только утром, часа в четыре и, вставая в восемь утра, она проклинала, на чем свет стоит, нового соседа, зарекшись словом потолковать с ним, как только придет с университета, о чем, конечно же, благополучно забыла. После тусовки этот хорошенький мальчик, очевидно, решил выспаться и отдохнуть, и не выявлялся о себе два дня, после чего, собственно говоря, решил напомнить о своей персоне. Вот тогда-то Женя и узнала, как зовут новоявленного соседа по стенке. А случилось это часа в два ночи. Только начиная укутываться в объятия Морфея, Женя резко выплыла из них, а причиной тому были непонятные звуки. Сначала был приглушенный стук о стену, который Силантьева четко услышала, так как кровать ее находилась у этой самой стены, а после последовали звуки совсем другого происхождения. Это были стоны. Женские стоны. Поначалу девушка испугалась, думая, что за стенкой происходит драка или насилие, но уже через минуту убедилась, что ошиблась. В принципе, насилием это назвать можно, но обоюдным.
– Артем! Да!
– вот так вот и узнала Евгения, как звать ее соседа-хорошего-мальчика-лапушку, который на данный момент заставлял несчастную извергать просто неимоверно животные окрики и громкие стоны.
– Тема, Тема, - спустя двадцать минут свихнувшаяся Женя уже сама начала в унисон со стонущей особой, которую ублажал ее не в меру своей человеческой гиперактивности соседушка, скандировать его имя, что выкрикивалось в ритмичной последовательности, между ахами и вздохами. Когда девица прокричала имя, которое Евгения возненавидела, уже двадцать один раз, терпение девушки лопнула. Вскочив на кровати, Силантьева принялась усердно тарабанить в стенку.
– Кон-чай, ТУ-ПА-Я КУ-РИ-ЦА!
– орала по слогам Женька яростно орудуя тяжелым инструментом и долбя по стене. Спустя недолгое время, убедившись, что звуки стихли, девушка со спокойной душой легла под одеяло. Руки ее ныли, но она была довольна собой. А мысль о том, что она обломала этому "лапушке" весь кайф, вызвала на ее лице веселую победную улыбку и в тот день Женя уснула сладким и крепким сном. Да, именно после этой ночи и началась война между соседями.
Вздохнув, шатенка перевернулась на бок, вспоминая, что решив отомстить, этот треклятый Тема начал устраивать вечеринки еженедельно, так же, как она поняла, любил он тяжелую музыку, которую тоже включал почти что ежедневно. У него стало привычкой каждое утро, в выходные дни врубать рок и слова некоторых песен Женя уже успела выучить наизусть. И в отместку за испорченное удовольствие, он начал отыгрываться по полной, устраивая оргии. И, если первое Женя могла терпеть, скрипя зубами, то второе ей по душе не приходилось, и она нашла выход: по дороге домой, она купила кучу картин, которые начала вколачивать в стены, усердно долбя молотком. Вдобавок она включала свои любимые корейские песни и, даже не зная слов, подпевала им. Громко. Почти истерично. А когда ночью, слушая сладострастные стоны, и предугадывая особый момент, начинала визгливо завывать любимые сонаты, громко вытягивая слова и звуки. Вот так вот, не видя друг друга и не зная, они яро ненавидели друг друга, показывая это, как только можно было.
Но в один день, проснувшись от солнечного света и звука птиц, Женя несказанно обрадовалась. Сладко потянувшись, она встала с кровати, и, решив подставить всю себя солнышку, вышла на балкон. Погода была шикарная. Солнце согревало, касаясь теплыми лучами кожи, а теплый ветерок развевал ее растрепавшиеся ото сна ее каштанового цвета волосы. Зажмурившись, Силантьева улыбнулась, потягивая головой верх. Девушка наслаждалась погодой, до тех пор, пока не услышала звук фотоаппарата, который заставил ее замереть.
– Красотка, - услышала она насмешливый голос, но повернуться не спешила, а когда повернулась, то наткнулась взглядом на насмешливые голубые глаза, которые с интересом рассматривали ее.
– Знаешь, мордаха у тебя ничего, - он подмигнул.
– И фигура не плохая, да вот поешь ты - ужасно. Тебе никто этого раньше не говорил?
И только сейчас до Евгении дошло, что стоит она перед этим блондином в одних трусах и майке, и только что этот блондин сфоткал ее. Но и еще один ужасающий факт сверкнул в ее мозгу: это исчадие ада - ее сосед, с которым она, помимо общей стены, имеет еще смежный балкон.
– Пою плохо?
– сощурив глаза, переспросила Евгения.
– Ничего, я же только учусь. Вот только караоке куплю...
Мысленно улыбнулась, видя, как улыбка сошла с симпатичного лица соседа. Да, поистине, как бы Женя не относилась к своему соседушке, не заметить она не могла, что тот был красив. Ниже лица она предпочла взгляд не опускать, так как знала, что зависнет, изучая фигуру парня, который был одет в одни лишь шорты.
– Не советую, - так же, как она, сощурив глаза, проговорил блондин.
– А я тебе советую удалить мою фотку, кретин, и поменьше спариваться, а то мало ли что, подцепишь что-нибудь, если только...
– вдруг замолчала, округлив карие глаза.
– Если уже не подцепил!
– Дура тупая!
– рыкнул парень.
– Я ничего подцепил и не подцеплю. И, к твоему сведению, спариваются животные, а я...
– А ты и есть конь!
– воскликнула Женька.
– Коняра!
– А ты никак завидуешь?
– от широкой улыбки, которая появилась на лице парня, девушка опешила.
– Точно! Милая, так ты бы сразу сказала, я бы помог.
– ЧТО?!
– воскликнула Силантьева, поражаясь наглости блондина.
– То! Маленькая неугомонная девственница, поменьше пой, а еще лучше вообще рот не раскрывай, тогда сойдет, хотя, - прикусив губу Артем, окинул девушку изучающим взглядом.
– Да, грудь бы побольше...
– ЧТО?!?!
– завопила шатенка. Щеки ее покраснели, а ноздри возмущенно раздувались.
– Ах, ты, конь-размножатель! Говнюк! Мозгов бы тебе побольше, тупое хамло!
– от бессилья, Женя не нашла ничего лучше, чем показать своему соседу средний палец, после чего быстрым шагом выйти с балкона, на который, после этого дня, она старалась реже заходить, дабы не нарваться на встречу с белобрысым типом. Но, как бы того не хотела, Женя нарвалась, и не на балконе, и не где-то на улице или в магазине, а гораздо хуже - в университете. Теперь ее сосед стал ее персональным генератором раздражения, ведь он был везде: в универе, во дворе, дома за стенкой.