Не время для одиночек
Шрифт:
В коридоре пил кофе кто-то из дежурных. Очевидно, ему было скучно, потому что при появлении Кольки и Элли он оживился и уточнил:
— Муж вернулся из загула?
— У тебя зубам во рту не тесно? — спросил Колька, но возникший из холла Славка остановил ссору с ходу заявлением:
— Это свинство, дружище.
— В чём я на этот раз провинился? — осведомился Колька.
— Мог бы взять с собой хотя бы меня.
— Постойте-постойте, это куда?! — заволновалась Элли. Славка, видимо, был на самом деле зол, потому что, демонстративно не обращая ни малейшего внимания на
— Твой парень не нашёл ничего лучшего, как затеять полномасштабный ночной бой с "Детьми Урагана".
— Я так и знала, — торжествующе-обморочным голосом объявила Элли.
— Э… лли, — неуверенно протянул Колька, — ну что ты? Никто же не погиб. У нас, в смысле. Никто не ранен даже. Зато… успех какой…
— Свинья, — тихо сказала Элли и двинулась в сторону кухни. На пороге обернулась и объявила: — Подойдёшь ко мне ещё раз — убью, чем под руку подвернётся. Как был одиночкой, так и остался… только о себе думаешь!
Колька грустно смотрел ей вслед. Потом по широкой дуге медленно обошёл Муромцева и полез на второй этаж…
…Когда Элли, тихонько постучавшись в дверь, всунулась в комнату Кольки — он спал, лёжа поверх одеяла. Сапоги снял и выложил на стол пистолет, но на большее, видимо, не хватило сил. Ещё с порога Элли уловила ровное, тихое дыхание — дыхание сильного, абсолютно здорового человека — и сначала обиделась опять: поссорился и преспокойно уснул!!! Но потом она всмотрелась в лицо Кольки, хорошо видное в предутреннем свете, падавшем из окна — и вздохнула. Лицо было усталое и немного обиженное, на виске — пятно горелого пороха.
— Коль, — она дотронулась до юноши пониже уха (поразившись тёплым толчком, какая у него нежная кожа) — и тот открыл глаза. — Коль, проснись, надо раздеться…
— Я спать хочу, — сонно-обиженно пробормотал Колька. — Мне приснилось, что мы поссорились…
— Давай я тебе помогу, — ласково сказала она.
Колька проснулся ровно в полдень. Открыл глаза — и сразу понял, что в доме пусто и тихо. Наверное, с ночной передачи все разошлись, а до дневной было ещё два часа.
Вставать совсем не хотелось, но на столе Колька увидел прижатый его пистолетом листок. В результате он дотянулся до записки ногой.
Коль, я отсыпаюсь дома. На кухне, внизу, есть завтрак, только он холодный, конечно. После обеда буду в спорткомплексе сеттельмента. Да! Звонил твой тёзка. Злой, но не на тебя, что странно. Просил найти его, когда проснёшься. Увидимся!
Целую. Пока.
П.С.: прости, что вела себя, как дура.
— Пока, — согласился Колька. И понял, что вставать-то надо всё равно…
…Насчёт пустоты он немного ошибся. В зале — на диване — кто-то спал, накрыв верхнюю часть себя мотоциклетной курткой. Колька не стал выяснять — кто, а сразу отправился на кухню, потому что чувствовал теперь, как ему хочется есть.
Завтрак в самом деле давно остыл. Поглощая
Доев, он сунул в мойку тарелку с остатками салата, стакан и блюдце — и отправился наверх. Одеваться.
Человек на диване по-прежнему спал.
6.
На станциях Райко не было, но Колька там задержался — посмотреть модели шагающих платформ, над которыми работали юные конструкторы, предполагаю выдвинуть их на соискание премии в будущем году. Это отняло неожиданно много времени. Колька поймал себя на том, что стоит и фантазирует — как было бы здорово на такой платформе отправиться в странствие по заморским лесам. Он сам себе удивился, когда понял, о чём думает — отошёл, покачивая головой. Но картина того, как могучий шагоход движется над зелёным морем, а он, Колька, стоит у перил и смотрит — глупо, да? — вдаль — ещё долго ему представлялась.
Потом ещё — словно по наитию! — он заглянул в книжный магазин и обнаружил там последние альбомы репродукций художников Англо-Саксонской Империи. Пошарив по карманам, купил один — посвящённый Нуменору — и не меньше получаса провёл на седле "харлея", рассматривая потрясающие стереоскопические репродукции: "Юный фей отбирает гончих для своей стаи", "Морские короли", "В развалинах королевского дворца", "Реставраторы в Арменелосе", "Великая волна", "Наша экспедиция на вершине Менельтармы" и другие. Колька представил себе такой же альбом, но со своими картинами — давняя мечта! — и смущённо улыбнулся. Нет, пожалуй, это ему не светит… Художников, в том числе — хороших — не так уж мало. А знаменитым стать помогает какой-то внешний фактор. Знаменитыми становятся те, кто открывает что-то новое в искусстве. На самом деле новое. А что может открыть нового он? Да ничего…Ну да, он хорошо рисует. И что? "Смотри выше", как говорится…
Колька вздохнул и, бережно убрав альбом в сумку, неспешно покатил по направлению к спорткомплексу. Но внезапно — может быть, даже для самого себя! — остановился около центрального почтамта. Решительно, почти бегом, вошёл в здание, приткнулся к стойке, придвинул к себе решительно лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и вывел первые слова —
Здравствуйте.
Прошу не удивляться моему письму…
…Колька писал долго, использовав целиком с обеих сторон три листа и кусочек четвёртого — и вызвав уже несколько заинтересованных взглядов из-за стоек. Потом, резко выдохнув, купил конверт авиапочты и марки, решительно — даже с какой-то нервной решительностью, словно старался побыстрей сделать то, что делал — запечатал письмо, надписал его коротко, ровными печатными буквами —
Русская Империя
Великий Новгород
Министерство Природопользования