Не все то золото
Шрифт:
Пошла — это было громко сказано, скорее, застенчиво поплелась. То есть, держалась за стенку и добиралась до двери почти ползком.
Очутившись напротив двери и поздравив себя с этой маленькой победой, я заставила свой язык заговорить.
— Да? — получилось неважно, но вполне понимаемо, но видно за дверью был не совсем понимающий человек.
— Кто там? — раздалось с другой стороны баррикады.
— А там кто? — голос показался мне смутно знакомым, но разум мой все еще находился под влиянием бабушкиной наливочки и на своих дверях повесил огромную табличку
— Там я.
— И тут я, — табличка увеличилась раз в десять, и я вообще ничего не понимала.
— Слушай, а Ольги там нету рядом где-нибудь, а? — Ольгу какую-то спрашивают… Так я ж Ольга! Вот это да, забыла как себя зовут.
— А вы кто? — тут я вспомнила, что есть еще и глазок в двери и решила туда посмотреть. На коврике перед моей дверью топтался Дрюня Мурашов.
Я оторвалась от глазка и еле-еле смогла открыть дверь. Руки не слушались.
— Дрюня! Как я рада тебя видеть! Какими судьбами?
Дрюня как-то странно повел плечами, ничего не сказав. Но в дверь протиснулся.
— Дрюнь, да ты не стой, проходи. Я тебя чаем напою. А хочешь, покормлю?
Тут я вспомнила, что насчет покормить — это не по моей части, и стала втаскивать Дрюню в зал.
Раскидав свои вещи, вечно валяющиеся где попало, в разные стороны и расчистив место на диване, я усадила Дрюню, а сама побежала в кухню. Там, в шкафчике у меня припасена бутылочка коньячка. Надо отметить встречу со старым другом.
Дрюня был не против. И мы с ним культурно посидели.
— Слушай, Оль, а чего это Полина, опять, что ли, какое дело раскрывает, а? — заговорил Дрюня после первой же соточки коньяка. Видно, долго держал в себе, захотелось поделиться с родной душой.
— Ага. Мне тоже завтра предстоит особо важное задание, — для важности я подняла указательный палец вверх и состроила из себя агента 7.
— Оль, расскажи, а? — глазки у Дрюни загорелись и слюнки потекли.
Он у нас любит послушать всякие истории, да и сам рассказать может, немного приукрасив. Для пользы дела.
Раз уж начала строить агента национальной разведки, надо поддерживать имидж.
— Нет, Андрей. Не могу. Государственная тайна.
— Ну, Оль, ну, пожалуйста, расскажи? Я никому не скажу. Ты же меня знаешь… — не унимался Дрюня.
— Нет, не могу. И именно потому, что я тебя хорошо знаю. Давай лучше еще выпьем для поддержания моего боевого друга и за нашу дружбу.
Выпили за мой дух, за дружбу, Полину, за нового президента и еще за множество всяких всячин.
Коньяк кончился… Обидно, досадно. И запасов у меня больше не было. Дрюня вызвался сбегать в соседний магазин. Пока он бегал, я сидела и думала. Ведь у него никогда не было денег, всегда занимал десятку, двадцатку, а сейчас денег не взял и пошел. Странно…
Размышления мои прервал вернувшийся Дрюня. Он улыбался, нес бутылку сухого белого вина и коробку конфет.
— Дрюня, ты что, ограбил магазин? — я таращилась на все это добро, а когда Дрюня из-за спины вытащил еще пакет, набитый продуктами, челюсть моя не выдержала и отпала. Дрюня вроде как обиделся на мои слова и улыбка сползла с его лица.
— Ну чего ты. Никого я не грабил. Зашел в магазин и купил, — Дрюня насупился и ковырял ботинком мой старый коврик в прихожей.
— Откуда же ты деньги взял-то? У тебя ж их сроду не было? — то ли я такая не умная, то ли бабушкина наливочка на пару с коньячком затуманивали мне ум, но я никак не могла уложить в своей голове то, что Дрюня Мурашов — вечный полубомж и скиталец — купил в магазине вино, конфеты и еще какие-то продукты. Причем, не просто вино, не «Анапу», а хорошее сухое вино.
— Откуда, откуда… Машину продал, — Дрюня не стал ждать приглашения и пошел на кухню.
Я последовала за ним и уселась на табурет, глазея то на Дрюню, то на продукты. А он, нацепив мой старый фартук, принялся что-то готовить из принесенных им продуктов. Про такой Дрюнин талант я не знала и теперь сидела, выпучив глаза и открыв рот.
Увидев меня с таким выражением лица, Дрюня отослал меня мыть фужеры для вина. А я, найдя в своем серванте самые красивые, бережно понесла их на кухню. Мойки они требовали тщательной, так как основательно запылились. Когда же их последний вынимали?
Я гордо шествовала через зал с драгоценной ношей в руках, вспоминая, когда последний раз эти фужеры брались в чьи-либо руки. Но ничего конкретного припомнить не могла. Мои тщетные усилия прервал телефонный звонок. Я так задумалась, что испугалась громкого звука и выронила фужеры из рук. Они, естественно, упали на ковер…И не разбились. Да, трудно было бы им это сделать. На полу кроме ковра, который было не видно, но я точно знала, что он есть, валялось много разного добра: одежда, грязная и не только, мягкие игрушки, подушки с дивана, полотенца с кухни и всякая всячина. И все это разнообразие дополнял толстый-толстый слой пыли. Да, давно я не убиралась. Вот поэтому-то фужеры и остались целехонькими.
Я подняла их и поставила на тумбочку рядом с телефоном, а сама взяла трубку.
— Алло?
— Здравствуйте. Будьте любезны Ольгу Андреевну к телефону.
Голос показался мне странно знакомым. Где же я его могла слышать, ума не приложу. Да и что-то не хочется мне его сейчас прикладывать.
— А вы кто? — сейчас сам скажет и мой ум останется в своем прежнем состоянии. Уж больно не хочется его тревожить.
— Оленька, не узнала? Это Лев Сергеевич. Не помнишь? — тихо спросили на том конце трубки.
Лев Сергеевич? Кто же это? Знакомое сочетание имени и фамилии. И голос такой тихий, приятный. И странно знакомый. Господи, что ж за память у меня такая? Человек, видно, хороший, как психолог могу определить это по голосу, и меня знает, а не могу его вспомнить. Вот напасть-то!
— Вы меня извините, но я не могу вас вспомнить. Скажите, кто вы? — попросила я и мне стало ужасно стыдно.
— Я тот, кого ты когда-то называла дедушка Лева.
Голос говорившего выдавал его смущение и обиду. Мне стало еще больше стыдно за то, что я незаслуженно обидела такого человека, который воспитывал меня с самого детства. Теперь я вспомнила, кого так называла, когда была маленькой.