Не вспомню
Шрифт:
– Но если ты ее решишь, время у тебя появится? – Я не столько спрашиваю, сколько подытоживаю сказанное им.
Он ухмыляется:
– Тогда конечно. Если я умудрюсь ее решить, времени на поездку с тобой будет навалом.
– А что, если я тебе помогу? – предлагаю я, чувствуя вспышку надежды.
Это снова вызывает его веселый смех. Приятели охотно вторят.
– Да-да. Ведь только такая, как ты, и сможет справиться с проблемой Гольдбаха, которую никто не смог ни доказать, ни опровергнуть за последние двести пятьдесят лет! Крупнейшие математики
– Но если я это сделаю, ты отвезешь меня в Лос-Анджелес?
Коуди наконец соизволяет повернуться, окинуть меня взглядом, а потом с громким щелчком надевает колпачок на свой красный маркер.
– Да, отвезу, – говорит он и улыбается, но совсем не так, как улыбалась этим утром Хезер. В уголках его глаз пока нет ее задорных морщинок. – Если ты сможешь доказать или опровергнуть гипотезу, что любое четное число, которое больше двух, можно представить в виде суммы двух простых чисел, я лично доставлю тебя куда угодно.
Я сосредотачиваюсь на доске, расширяя поле своего зрения так, чтобы оно охватывало все написанное целиком. Затем подхожу ближе и рассматриваю каждую часть решения по отдельности. Я начинаю с исходной формулы, взятой мальчиками за основу, и скоро нахожу место, где они сбились с верного пути. Нащупав на соседней полке ластик, я стираю целиком всю вторую часть написанного, в то время как за моей спиной раздается дружный стон отчаяния.
– Ос-становись! Что т-ты т-воришь? – заикаясь, протестует один из друзей Коуди. – Она… Она т-только что уничтожила два часа нашей р-работы!
Не обращая на него ни малейшего внимания, я отбираю у Коуди фломастер и продолжаю решение с того места, на котором сама его оборвала. Моя рука движется очень быстро. Я почти не успеваю следить за ней. Написанное мне самой непонятно, но непостижимым образом цифры и символы, появляющиеся на доске, видятся знакомыми. Причем они всплывают не в памяти. Их источник расположен где-то еще. И я умею обращаться с ними без усилий, как без усилий хожу или говорю. Как без всякого напряжения могу суммировать стоимость товаров в тележке супермаркета.
Проходит менее минуты, и я заканчиваю. Отступив на шаг, изучаю плоды своего труда. Теперь все белое пространство плотно заполнено записями. Я обвожу овалом конечный результат и произношу:
– Что и требовалось доказать.
Коуди молчит. У него под забавным углом отвисла нижняя челюсть. У двоих его приятелей на лицах читаются схожие эмоции. По-моему, это нечто вроде немого изумления. Но удивлена и я сама. Причем не потому, что нашла решение. Меня поразило безапелляционное утверждение Коуди о почти полной невозможности его добиться. Мне определенно так не показалось [4] .
4
Известная в математике «Бинарная проблема Гольдбаха» на самом деле все еще не решена. – Примеч. авт.
Но мысли сразу же переключаются на вещи куда более для меня важные. Которые, впрочем, тоже можно причислить к категории невозможного.
Я отдаю фломастер Коуди, который все еще не сводит глаз с доски, пробегая взглядом по написанным мною строкам и беззвучно их читая. Если ищет ошибки, то их ему не найти.
По крайней мере, в этом я уверена.
И какое же это приятное чувство – хоть в чем-то для разнообразия быть уверенной!
Я возвращаюсь в ванную.
– Полагаю, нам придется выехать завтра очень рано, – говорю я ему. – Не позже пяти утра.
И когда я закрываю за собой дверь, Коуди очень медленно кивает в ответ.
Глава 12
Немного лингвистики
На улице еще темно, когда мы выходим из дома. Я позволила себе на этот раз без спроса одолжить бейсболку Скотта, которая так удачно скрывает под козырьком значительную часть моего лица, и воспользовалась той же одеждой, что была на мне вчера. Хезер планировала на сегодня совместный поход по магазинам. Но ничего не поделаешь – теперь его придется отложить до нашего возвращения.
– Меня одолевает какое-то странное ощущение, – признаюсь я Коуди, когда мы спускаемся вниз по улице, и оглядываюсь на темные окна только что оставленного нами дома.
– Это чувство вины, – заявляет он. – И должен предупредить тебя, что если у меня возникнут неприятности – а они возникнут непременно, – то я скажу им, что ты прибегла к киднепингу.
– Киднепинг, – мгновенно отзываюсь я, – насильственное похищение.
Коуди снова издает необычный звук через нос. Кажется, это называется «фыркать».
– Она у нас к тому же еще и ходячий энциклопедический словарь.
– Я не похищала тебя насильно.
– Верно, – соглашается он. – Ты меня просто облапошила.
– «Облапошить», – говорю я, – это просторечие. Означает «обмануть кого-либо с корыстной целью».
– Или кинуть на деньги. Как, например, мошенничая в карты или на бильярде.
– Но я не брала у тебя никаких денег, – возражаю я хмуро.
– Ладно, забыли об этом, – отвечает Коуди, плотнее натягивая лямки своего рюкзака. – Лучше расскажи, как тебе удалось решить проблему Гольдбаха.
– Сама не знаю, – пожимаю плечами я.
– Не знаешь что? Я тебе не верю. Наверняка ты нашла какое-то новое решение в паутине или что-то в этом духе.
– В какой паутине? – недоумеваю я. – В той, что ткут пауки?
Коуди окидывает меня подозрительным взглядом.
– Нет. Я говорю о Всемирной паутине. Об Интернете. Ты всерьез хочешь меня уверить, что забыла даже о нем?
– Я забыла обо всем.
– Но ты можешь свободно ходить, разговаривать и даже решать сверхсложные задачи.