Не введи во искушение
Шрифт:
— Вы, Пётр Николаевич, романтик. Если из армии уволитесь, сполна литературой займётесь?
— Обязательно. А что до романтика, так у Красновых в роду все романтики.
— Читал я ваши произведения, отдаю должное.
Краем уха хорунжий Любимов слушал разговор, вспоминая свою станицу Константиновскую, зори на Дону. В безветренную погоду река замирает. Медленно выползает солнце. Сначала покажется краем, скользнёт по воде, пробежит по станице, по садам. А вскорости и целиком выкатится: большое, румяное...
У самой границы остановили
— Готовятся австрияки, — заметил начальник штаба.
5
Цейс Карл Фридрих (1816-1888) — немецкий оптик-механик. В 1846 г. основал фирму в Йене по разработке и производству оптических приборов и оптического стекла.
— Немецкая пунктуальность сказалась и на австрийцах. Они уже давно готовятся к войне. Я думаю, немцы планируют основной натиск на Россию со стороны Галиции силами Австрии. Галицийский фронт на востоке они считают главным. А свои ударные части направят на западе против французов.
— Думаю, вы правы, Пётр Николаевич. События так и будут развиваться. В Пруссии, на Северо-Западном фронте, как известно, всего две армии сосредоточились против генералов Самсонова и Раниенкампфа.
— Там театр боевых действий болотистый. Мазурские болота для войск российских опасность таят...
Краснов помолчал, разглядывая вражескую землю.
Муравьями сновали солдаты. Маневренный поезд подтащил несколько новых вагонов, из них началась выгрузка военного имущества.
Краснов снова заговорил:
— Боеприпасы подвезли. Основательно готовятся. Помните, Валериан Дмитриевич, разбирая одно из штабных учений, мы с вами пришли к решению, как надобно действовать казачьему соединению в составе даже одного полка?
— Естественно.
— Вот это решение мы вскоре и выполним...
Глава 4
Захар Миронович Шандыба к воскресной заутрене приходил раньше всех. К началу службы поставит свечи святому Пантелеймону Исцелителю и всем святым, помолится о здравии, удачной службе в чужеземном краю сына Ваньки, потом станет поближе к алтарю, чтобы никто не помешал слушать проповедь отца Иеремии. А священник хорошо говорил и всё пояснял доходчиво, понятно.
Отбыв заутреню, Захар Миронович направлялся к хуторскому правлению, где к тому времени собирались родственники служивых в ожидании писем.
Почтарь выносил сумку, выкрикивал счастливцев, вручал конверты. Захар Миронович нового письма не ждал; получил в прошлом месяце, однако шёл послушать: что делается в мире, какие вести.
В то утро в толпе встретил соседа Уса, кума: Сергей Минаевич крестил Захарова меньшего, Мишку. Спросил:
— Чай, письма от Стёпки дожидаешься? Может, чего и о Ваньке моём отпишет?
Минаевич на уши туговат, приложил ладошки трубочкой, весь во внимании. Тут почтарь выкрикнул его фамилию, и Ус пробился к крыльцу.
Почтарь вручил плотный конверт, заметил:
— Не иначе, сын карточки прислал: тяжёлое.
У Сергея Минаевича руки дрожали, покуда конверт вскрывал. Вытащив карточку на картонке, расплылся в улыбке.
— Ты глянь, Захар, какой Стёпка казак бравый. А это кто же с ним рядом? Кажись, офицер. Прочитай-ка, кум, что там на обороте написано.
Шандыба прищурился, отстранил карточку подальше от глаз, прочитал по слогам:
— Снялись мы у фотографа в городе Томашове с моим командиром хорунжим Алексеем Михайловичем из станицы Константиновской. Посылаю на добрую память. Ваш сын, приказный Степан Сергеевич Ус.
Сергей Минаевич даже в ладоши хлопнул:
— Ай да Стёпка! Гляди-ка, кум Захар, так и пишет: приказный. Эвон, к концу срока в урядники выбьется. Как считаешь?
— Может, и в хорунжии. Неспроста рядышком с хорунжим стоит.
— Да, Стёпка кой не из таких, что без чинов служат. Дай срок, воротится, ещё я в атаманах походит. Пойду бабку свою порадую.
Шли улицей к Дону, переговаривались. Сетовали на трудную зиму: снежная и волки разгулялись. Да и весна не дюже баловала. Но слава богу, пережили, озимые хорошие, в рост удались, да и яровые отсеяли. Вон какие хлеба уродились, теперь бы вёдро я в срок убрать.
Сергей Минаевич крестника Мишку похвалил: и казачок славный, и помощник, видать, неплохой...
Тут навстречу старикам Варька показалась. Гордо голову весла, однако поклон отвесила.
Сергей Минаевич Варьку окликнул:
— Погляди, дочка, Стёпка какой, уже в приказных ходит. Со службы воротится — сватов к тебе зашлём. Пойдёшь замуж за него?
Варька косу за спину кинула, головой тряхнула:
— Пущай воротится, тогда погляжу, чего он стоит.
И пошла своей дорогой. Шандыба хмыкнул, а Ус вслед Варьке проворчал:
— Ох и девка, вожжи по ней скучают.
— Дело молодое, Минаич. Поди, забыл, какими сами были, как девок замуж брали.
— Я-то свою битую взял: отец с детства к почтению приучил.
— Моя Матрёна тоже без норова оказалась. Ни разу рука на неё не поднялась... Стёпка-то про Ваньку ничего не отписал?
— Когда ему отписывать. У Ваньки какая служба: коня почистил да с котелком на кухню сбегал. А Стёпка приказный, ему за других ответ держать...
У своих хат, что через дорогу оконцами друг на дружку смотрят, старики расстались.