Не введи во искушение
Шрифт:
Вернувшись в свой кабинет, Савостин долго сидел, глядя в одну точку. Он всё пытался вспомнить лицо Шандыбы, но кроме как затянувшейся на черепе раны на память ничего не приходило...
Хельмут фон Панвитц ожидал приезда генерала Краснова, назначенного начальником отдела Главного управления казачьих войск. С ним прибывал и генерал Шкуро. Шкуро просился на командира дивизии, но Панвитц, зная, что генерал плохой военачальник, предложил ему должность на
В день приезда Краснова лагерь казаков волновался, многие из донцов помнили его ещё войсковым атаманом, а некоторые даже служили с ним во время Первой мировой войны. Из числа ветеранов Панвитц и велел назначить почётный караул. Оркестру, которым руководил полковник Кононов, дезертировавший из Красной Армии, было предложено сыграть гимн донского либо кубанского войска. Кононов выбрал донской.
Краснов прибыл в середине дня. На станции в Моково он пересел на коня и под гимн «Всколыхнулся, взволновался тихий Дон» объехал строй почётного караула. Генерала сопровождал Шкуро.
Остановив коня перед почётным караулом, Краснов неожиданно заплакал. Слёзы потекли по его стариковским, чуть припухшим щекам.
— Здравствуйте, господа казаки! — справившись с волнением, произнёс он.
— Здра... желаем, ваш... превосходительство!..
Краснов посмотрел на Шкуро.
— Они узнали меня... И я помню их... всех...
Краснов и Шкуро в сопровождении фон Панвитца направились в лагерь, где их уже ожидала построенная в каре дивизия. Краснов объехал строй, и полк за полком приветствовали его.
Краснов повернулся в Панвитцу:
— Господин бригадный генерал, — голос старого атамана дрожал, — вы проделали большую работу по возрождению казачества, и оно всегда будет помнить ваши славные дела.
— Ваше превосходительство, мы призваны исполнить свой долг. У нас цель одна: разбить большевиков и уничтожить советскую власть, которая кабалит Россию...
Пригладив усы, Краснов договорил, обращаясь к казакам:
— ...Мы должны помнить, что Германия ведёт борьбу за нашу свободу... Вместе с немецким народом мы обретём свою родину... Наш час настал!.. Наша задача — уничтожить коммунизм раз и навсегда и добиться освобождения казачьих земель...
Когда Краснов закончил свою речь, Панвитц выкрикнул:
— Вперёд за свободу казачества!
Он повернулся к генералам:
— Господа, прошу вас отобедать со мной...
За столом речь шла о дальнейшем использовании казаков.
— В Югославии мы проверим их выучку, — говорил Панвитц. — Вслед за этой дивизией отправится вторая. Кстати, я внимательно ознакомлен с вашей запиской, господин атаман, о поселении казачества на освобождённых землях Югославии. В штабе вермахта с этим предложением согласились. Теперь дело за казаками...
В Моково грузились эшелоны. По сходням заводили в теплушки лошадей, на платформах устанавливали пушки, миномёты...
Одетые в новое обмундирование, с саблями на боку, казаки прощались с семьями, переговаривались:
— Нам от хорватов пощады ждать не придётся, и мы к ним без милости.
— Ас нами как Советы поступали? Что, они детей наших щадили или же наших миловали? Какую судьбу мы ныне влачим?
— Ничего, добудем себе родину...
Сентябрьские ночи были тёплые. Казаки, распахнув двери теплушек, вполголоса пели. И такая тоска слышалась из вагонов:
Ты, Кубань, ты наша Родина...Или:
Ой, ты, наш батюшка, тихий Дон...Эшелоны шли через Польшу, Венгрию на север Белграда, в местечко Панцево.
В октябре 1943 года две бригады казачьей дивизии были задействованы в боях против югославских партизан. Но предупреждённые советской разведкой партизаны Тито уходили от крупных сражений.
Отряды казаков-карателей действовали безжалостно. Они жгли сёла и расстреливали местных жителей, подозреваемых в связях с партизанами.
Победные реляции казачьих бригад радовали Краснова и Шкуро. В Управление казачьих войск поступали сведения о создании новых дивизий.
— Если бы эти войска были под Царицыном вместо румын, германская армия не получила бы котла, — говорил Краснов.
Шкуро поддакивал:
— Румыны, Пётр Николаевич, это не солдаты, а просто орда.
— Помните: «Цыгане шумною толпой по Бессарабии кочуют...»
— Так писал, кажется, Лермонтов...
Краснов поморщился:
— Так писал Пушкин.
— Запамятовал...
— А вы, Андрей Григорьевич, случайно не знаете, как оказался в немецком плену генерал Власов?
— Почему же, знаю. Его взяли через год после начала войны в районе волховских болот, спящего на чердаке. А вообще-то он человек со скользкой биографией.
— Со скользкой? Отчего же?
— Ему сорок четыре года, родился в Нижегородской губернии в семье бедняка, крестьянина... Учился в семинарии. Попом не стал. Доброволец Красной Армии... В Гражданскую командовал ротой. А уже в тридцать восьмом году был советником при Чан Кайши. Впоследствии командовал танковым корпусом, который Сталин считал образцовым... Теперь в немецком плену выдаёт себя за врага сталинского режима и объявил себя основателем освободительного движения.
— То есть, Андрей Григорьевич, Россия может получить в его лице второго генерала де Голля?
— Как вам сказать, Пётр Николаевич. Пока что немцы его таковым не считают, хотя ведут пропаганду в его поддержку и думают создавать армию, где стержнем станут пленные украинской национальности.
— Жовтоблакитники? Мы их в своё время повидали.
— Свою армию Власов решил назвать РОА, что означает Русская Освободительная Армия... Первые две дивизии он уже начал формировать.