Не взывай к справедливости Господа
Шрифт:
В тёмном окне дома, напротив которого они стояли, отражалась ночь и отблески лунного света.
Кирилл, попробовал навязаться ей в гости, оправдываясь тем, что он простыл, и чай теперь его мог бы вылечить.
Неожиданно для Кирилла, она, боязливо оглянувшись на окно, нерешительно сказала: «Пошли, может быть…»
Они нырнули в тень, как в омут, и вынырнули уже на скрипучем крыльце.
Кирилл, задыхаясь, прижал её голову к себе.
– Не спеши! Не спеши! – зачастила она, шаря в сумочке в поисках ключа.
Она вытряхнула женскую мелочевку
– Ищи, ищи! – торопил Кирилл. В его воображении уже радостно мелькали пёстрые картинки не совсем безобидного чаепития.
Дина растеряно развела руками. Нет, ключа не было.
Кирилл мигом скатился с крыльца:
– Пошли искать!
Как бы не так! Кирилл перетряс между пальцев весь снег вокруг той ледяной дорожки. Но тщетно! Разве найдёшь? Маленький ключ в сугробе, что иголка в сене.
Он смущённо развёл руками. Время было позднее, и надо было что-то делать:
– Чего отчаиваться? Ключ от квартиры – ещё не от сердца. У твоей хозяйки ещё один найдётся. Пошли! Я знаю – куда!
Общежитие, где обитал незадачливый провожатый, по выходным дням обычно было полупустым: большинство жильцов разъезжались по сёлам, откуда пополнялась стройка химкомбината, или по родственникам.
Вахтёрши в это золотое время сладко дремали, и провести через турникет девушку не составляло особого труда. Тем более что общежитие мужское, и бабуси, припоминая своё прошлое, на эти забавы смотрели сквозь пальцы. Горсть конфет служила тогда надёжным пропуском. Поэтому Кирилл, не совсем надеясь на успех, предложил девушке этот запасной вариант.
Так и вышло.
Ночёвка на железнодорожном вокзале её устраивала больше, чем холостяцкая постель в незнакомом месте.
На вокзале, кто на тебя обратит внимание. Спи себе спокойно, дорогой человек! Ты в зале ожидания. Ну и ожидай рассвета!
Кириллу самому не раз приходилось пользоваться ненавязчивыми услугами вокзалов. Жёстко спать, но можно.
Махнув рукой на бесполезные поиски ключей, они молча отправились на вокзал.
На вокзале было сыро, зябко и неуютно. Продуваемый со всех сторон зал ожидания освещался скудно, люстры почему-то горели в полнакала.
Слабость освещения, жёсткость эмпэсовских диванов, полусонные, как осенние мухи, ночные пассажиры коротавшие время до своего поезда – всё это нагоняло такую тоску, что Дина, передёрнув плечами, прижалась к своему спутнику, в поисках защиты.
Что делать?
…Через час они уже были в промышленной зоне города, где у Кирилла имелось место в общежитии барачной постройки.
Там, на изрытой котлованами окраине, барак поставили ещё в тридцатых годах, как временное сооружение для завербованных на промышленную стройку рабочих. Но прошло ещё сорок лет, а барак всё стоял и стоит, как стояло и государство его построившее.
2
Дверь в бараке была заперта изнутри на засов, и Кирилл, колотя ногами по дощатой обшивке двери, долго будил вахтёршу.
Старая
Она была пьяна основательно.
Кирилл брезгливо вытащил из мокрых старческих губ обмусоленный окурок и бросил его в самодельную, из консервной банки, пепельницу.
Дорога в сладкую ночь была открыта.
Но дьявол живёт в мелочах…
Федула! Его сосед по комнате, парень прижимистый и по-бабьи домовитый, за что и получил такую кличку. Он каждые выходные безвылазно сидел в общежитии, женскими заманками не интересовался, пил мало. На все подначки своих товарищей никак не реагировал: посиживал себе в сторонке, похрустывал сахарком, запивая его слабеньким желтоватым чайком из мятого казённого чайника.
Притрагиваться к чифиру, который пили его соседи, он опасался, говорил, что от него будет «сердцебиение». Заваривал чай исключительно травяными настоями, привезёнными из деревни.
При всей своей тупости, Федула был человеком себе на уме. Во взаимоотношения жильцов между собой, которые редко обходились без драк, он не встревал и держался в стороне, хотя по своим данным, в смысле силы, мог бы успокоить любого.
Такие знатоки уголовной этики как Серёга Ухов и Николай Яблочкин, определили бы его масть, как теперь говорят – имидж, – «один на льдине».
Звание «один на льдине» давало Федуле некоторые преимущества: например, если кто брал у него в долг, то отдавал непременно под страхом нарушить уголовные понятия. Одежда и всё его имущество было неприкосновенно, и не потому, что его боялись, а просто из чувства справедливости.
Хотя среди жильцов были совсем другие взаимоотношения. Например, новые туфли Кирилла, которые купила ему мать по случаю окончания школы в первый же день ушли – Сергей Ухов, когда все деньги были пропиты и кормиться стало не на что, не спрашивая новенького жильца, загнал «корочки» тут же Федуле, которому они пришлись в самую пору, хотя немного жали.
Федула за эту обувку кормил всю комнату целую неделю до самой получки.
Попробовал бы тогда Кирилл Назаров утаить от жильцов деньги! В толчок его бы окунули – это точно. Если плывёшь в одной лодке, то греби, как все.
И недавний выпускник средней школы села Бондари грёб, как все…
Брали друг у друга и носили всё, что подходило по размеру, не считаясь с чужой собственностью.
Правда, деньги брать никто не решался, а если и брали взаймы, то редко когда отдавали. Водка решала долговые проблемы.
По сравнению с расхристанной, безалаберной жизнью юного Кирилла Назарова, судьба «старика» Федулы складывалась вполне благополучно.
Выпроставшись из навозной жижи, в которой он барахтался с детства, работая на скотном дворе в захудалом колхозе «Красный Хомут», Федула за большие магарычи, время было такое, выправил себе в сельсовете паспорт, иначе никуда не тронешься, – советское крепостное право не разрешало колхозникам самовольно покидать место жительства.