(Не) замужем
Шрифт:
– Глупости, – отрезаю строго. – Послышалось тебе, я такого не мог сказать.
– Послышалось? – она хлопает ресницами.
– Конечно послышалось. – Я уже откровенно злюсь. – Доставай ключи, открывай квартиру.
В лице Евы не пойми откуда возникает недоверие.
– Зачем? – интересуется она звонким голосом.
– За надом, – привычно на нее ворчу. – Я твой отец, я не обязан объяснять. Пусти меня в квартиру, ну?
С этими словами я протягиваю правую руку, пальцами прошу ключи.
И вдруг слышу от
– Мама не велела никого пускать.
Мама не велела… А она кто? Царица этой квартиры, что ли? Не ее имущество, не ей и распоряжаться.
Однако на открытый конфликт не иду, снова переключаюсь на ласковый тон:
– Евочка, девочка, помнишь, я тебе на позапрошлое Восьмое марта подарил куклу? Дорогую, хорошую…
И вправду выложил за нее немало, все потому, что проштрафился перед Кристиной. А кукла – это всяко дешевле, чем приличные розы по грабительским ценам в праздник. Жене же в принципе было все равно, кому дарю – ей или детям. Подарил, и ладно.
– П-помню, – бубнит Кристина чуть испуганно.
– Вот если не хочешь, чтобы забрал, быстро открывай квартиру.
– Так нет ее, – разводит руками Ева.
– А куда ты дела дорогущую куклу? – хмурю брови.
– Близнецы ею размешивали в луже грязь, а потом забыли на улице, – признается она виновато.
– Вот, значит, как ты ценишь отцовские подарки, да? – грозно на нее смотрю. – Быстро открывай дверь!
– Мама не велела. – Ева уже чуть не плачет.
Тут уже мои нервы не выдерживают.
Еще какая-то шмакодявка, метр с кепкой, будет мне тут ставить палки в колеса.
Бросаюсь вперед, преграждая Еве путь к отступлению. Хватаю маленькую мерзавку за косу, тяну вверх, чтоб не дергалась.
– Ай! – кричит она.
Но я не слушаю, сдираю с ее спины рюкзак, авось ключи там.
Однако не успеваю завершить дело, как из соседней квартиры выскакивает верзила в черном костюме.
Он орет во все горло:
– Немедленно отпустил девчонку!
При этом движется прямо на меня.
– А ты что за хрен с горы? – смотрю на него с ошалевшим видом.
– Сейчас подробно объясню, – басит он.
При этом разминает шею так, будто собирается меня нокаутировать.
Мама!
Глава 24. (Не) ее отец
Рафаэль
Я выхожу из квартиры и что вижу?
Какой-то псих держит за косу дочку Кристины! Ту самую, которая старшая и самая спокойная. Главное – как держит. Тянет вверх, причем основательно, а девчонка морщится от боли и стонет.
Естественно, я не стерпел, естественно, я подлетел.
И хорошенько бы врезал этому придурку, не прояви тот чудеса верткости.
Он мгновенно отпускает девчонку, которая тут же приземляется на задницу. Затем этот козел отпрыгивает на добрых пару метров и верещит:
– Я ее отец, что вы себе позволяете? Я разбираюсь со своим ребенком, вам незачем вмешиваться!
Хмурю брови, строго на него смотрю, оборачиваюсь к девочке.
– Это правда твой отец?
Она сосредотачивает на мне взгляд, нехотя кивает.
– Вот видите! – тут же смелеет агрессивный придурок. – Ничего страшного не произошло, просто учу ее уму-разуму. Я ее родитель, Максим Лапин, соответственно опекун, и вы не имеете права мне указывать.
Складываю руки на груди, смотрю на него свысока.
В моем понимании отец может относиться к дочке строго определенным образом: случилась беда, помочь, денег на обновки дать, защитить, погладить по голове. Но не таскать за косу со всей дури!
Сыновья – это другое. Сыновья – это мальчики. Им не грех и по жопе дать, приструнить как полагается. С моими дьяволятами так вообще без этого никак. Девочки же из другого теста, другое и отношение. С ними надо по-особому, ласково.
– Что-то я вас, – намеренно делаю упор на последнее слово, – тут раньше не видел. Кристина живет одна с девчонками. Откуда взялись?
– Больно много вы знаете про мою семью, – шипит этот наглый олух. – Между прочим, приличные люди в дела чужих семей не лезут!
Надо же, какие у него познания о приличии. Не то чтобы меня когда-то волновало, считают ли меня приличным человеком.
– Идите себе мимо, – тем временем продолжает он. – Мы с дочкой сами разберемся.
– Ага, щас. – Зло на него зыркаю и перехожу на «ты»: – А давай я позвоню ее матери и спрошу, нормально ли это, что ее отец таскает девчонку за косу, что-то там от нее требует. Тогда и посмотрим, сколько у тебя на эту девочку прав и как ты должен себя вести. Ну?
– Развелись тут всякие умники, – бурчит он с недовольным видом.
Однако спорить со мной больше не решается.
Очень шустро бросается к лифту.
Пара секунд, и недопапаши след простыл.
Оборачиваюсь к девочке и тяжело вздыхаю.
Вот горе-родитель, хоть бы ребенка поднял, прежде чем позорно бежать.
Наклоняюсь к ней, протягиваю руку:
– Давай помогу.
Она хватается за мою ладонь, поднимается, скривив лицо.
– Ударилась? – спрашиваю.
Она молчит.
Тогда осторожно интересуюсь:
– Как зовут?
– Ева, – пищит она тихонько.
Имя-то какое знаковое. Прародительница всего человечества.
Только тут замечаю, что у девчонки из-под школьного платья выглядывают разбитые коленки. На белых капроновых колготках здоровенные дыры, из которых зияют покрытые кровью раны, свежие.
– Ох, ты ж, горе луковое, где ж ты так? – цокаю языком.
Ева отводит взгляд, морщится. Такое чисто женское выражение горя на лице.
Видно, что ей больно и некомфортно.