Не зарекайся
Шрифт:
Алекс опустился на пол и присел у ног девушки, оперевшись спиной об прохладную дверцу кухонного гарнитура. Он не мог открыть глаза, потому что по телу бродили отголоски оргазма. Было хорошо. Так хорошо, что не верилось.
– Юль, - позвал он, все так же сидя с опущенными веками.
Юлька промычала что-то вопросительное. Сил говорить тоже не наблюдалось.
– Я сейчас открою глаза и что увижу? – ровным тоном поинтересовался Алекс. – Кровь?
Юля перевела взгляд на светловолосую макушку и прикусила губу изнутри – неловко. Зачем он постоянно
– Да.
Алекс молчал. Непонятное чувство на него набросилось. Невозможно было его описать. Вроде бы и досада – ответственность какая, первым у девушки быть. Стыд, что сегодня он просто взял, ничего в ответ не отдав, и под конец – неясная гордость. Почти что торжество. Так полагалось ощущать себя легионерам или полководцам, каким-нибудь завоевателям. Но никак не ему – лишившему девственности подопечную собственного отца.
Юля, поглядев на Сашку, опустила голову. Да, было бы лучше сказать ему раньше, да только когда, если из головы глупой все выветрилось.
– Я ничего не жду, - вдруг жестко сказала она, собравшись с силами. – Ты мне ничем не обязан. Ничего не говори, - еще больше стали в голосе послышалось. Откуда только такие энергетические запасы? – Ты прав, я не меньше твоего всего этого хотела. Вот и свершилось.
Сказав, съехала со столешницы, громко хлопнув по паркету пятками, прошла к двери, крикнув напоследок:
– Бродский, домой!
Котяра выбежал откуда-то из спальни, совершенно неаристократично спеша за хозяйкой. Раскатисто мявкая, и подняв хвост трубой, пробежался по вытянутым ногам Алекса, будто и не заметив того.
Потянуло сквозняком по полу, а потом хлопнула дверь. Юлька ушла, забрав кота и маленький кусочек тихой радости от случившегося. Алекс еще долго сидел, не решаясь открыть глаза, но это было глупо и трусливо, поэтому он просто сделал это.
Никаких багровых рек или луж крови. Никаких безобразных реалий. Только небольшой, засохший мазок на его плоти, как доказательство того, что их соитие – не сон.
Юля закрыла дверь своего домика на замок, захлопнула стеклопакеты по всему коттеджу, забралась под душ и только там расплакалась. Это все проснувшиеся гормоны – решила девушка, горько всхлипывая. И немножко обиды.
***
Солнце палило нещадно. Уже несколько дней на улице стоял такой зной, что асфальт плавился, желтела трава, изнывали от жары и жажды животные. Привычный лай соседских псов сменился жалким поскуливанием.
Бродский, вытянувшись, раскинув в стороны лапы и не шевелясь, валялся под кондиционером уже который час к ряду. Весь его несчастный вид напоминал девушке о великомучениках.
– Не надо, - сказала ему Юля, заметив в приоткрытой глазнице жалостливый блеск, - будешь напоказ страдать, вымою с шампунем. Или побрею.
На такую реакцию кот обиделся. Юля видела, как раздраженно он забил кончиком хвоста по паласу, но и не подумала брать слова назад. Помыться Бродскому, в самом деле, совсем не мешало
Извлекать паразитов девушка не умела, поэтому пришлось везти кота к ветеринару. Кот смирно сидеть в перевозке не желал, орал на всю округу, раздражая утомившихся от жары собак. Юля злилась, бормотала под нос мрачные обещания отдать любителя поэзии на колбасу, шаурму или утопить в лучших традициях Тургенева.
Добравшись в клинику и высидев много томительных минут рядом с пускающим слюни бульдогом, они с Бродским, наконец, попали на прием. Ветеринар, взяв пинцет, ловко выкрутила паразита, обработала ранку и вколола орущему страдальцу инъекцию против пироплазмоза. Попали домой только к обеду – по невыносимому пеклу, голодные и злые. Бродский обзавелся противопаразитарным ошейником, Юля – нервным тиком на левом веке.
Поэтому сейчас – на обиду зверя девушка пригрозила еще более жесткими мерами:
– Будешь домашний кот. Запрещаю на улицу лазить.
На угрозу репрессий Бродский презрительно сощурился, но морду на лапы устроил виновато.
Вздохнув, Юля перевела взгляд на конспекты, словари, что валялись отовсюду, и взялась за работу. Бесспорно, разговаривать с котом – дело увлекательное, но ей еще надлежало быть адекватной и хотя бы изредка, но учиться.
Смысл ускользал. Перечитывая в сотый раз одну и ту же строчку, Юля раздраженно откинулась на спинку кресла.
Сашка. Он застрял в ее мыслях. И пусть сейчас в умственных глубинах перемешались клещи, коты и конспекты, затмившим всю эту мешанину был именно он.
Они не разговаривали толком с того самого дня – уже около трех суток. Не потому что избегали друг друга, а потому что говорить-то и не о чем было. Так, получается. Вели себя обыкновенно – словно и не случилось ничего. Приветствовали друг друга кивком головы или взмахом ладони и отправлялись по своим делам.
Такое поведение не тяготило, лишь только добавляя неловкости. Хотя, - думала Юля, какая такая неловкость? Взрослые, давным-давно совершеннолетние люди, они сделали то, чего обоим хотелось до беспамятства. И что тут такого особенного, зачем молчать и делать трагедию века?
Ближе к вечеру, когда зной сменился сносной, но душноватой жарой, Юля вышла на улицу. Любимая лавочка под раскидистым каштаном оказалась занята.
– Привет, - поднял голову Алекс, оторвавшись от планшета.
Юля кивнула и присела рядом. На большом расстоянии, будто, в самом деле, не было между ними ничего. Пригрезилось.
Оглядевшись, девушка вдруг поднялась, скрылась за серой елью, а через минуту на розовой клумбе зашипели, вертясь, распылители. Прохладные капельки воды застучали по стеблям и лепесточкам, увлажнили землю за считанные секунды.