Не заводи романа с инопланетянкой!
Шрифт:
– Ну, я подумал, что ты с дороги устала и, возможно, хочешь прилечь…
– Да, отсюда до моей Эрны пятьсот световых лет. Но вы, нет, ты думал о другом, ты думал о чувственной любви. Ты понимаешь это «другое» у меня появляется так же, как нравящиеся тебе нос и груди, - улыбнулась она стыдливо. То есть, как только ты захотел познать меня, так я сразу же загорелась желанием оказаться в твоих объятиях. Это так странно для меня, не привыкшей еще вполне к своему людскому телу, у нас, на Эрне, любовь проистекает несколько по-иному. Или это шампанское так на меня действует? Ну да, наверное шампанское,
– Ты не все мне сказала, - почувствовал я сердцем что ли, не знаю, в общем почувствовал, что Лиза о чем-то не договаривает.
– Да. Понимаешь, ты воспринимаешь меня в мыслях то как девушку, то как женщину. Я уже измучилась, походить то на ту, то на другую. Ты уж решись, милый, кем мне стать.
– Ты что, и это можешь менять? – несказанно удивился я.
– Да… Хочешь, я стану девушкой, хочешь женщиной…
Я несколько сник. Что-то не то получалось у меня с этой инопланетянкой Лизой. Она все больше и больше становилась похожей на какой-то одушевленный саморегулирующийся инструмент для исполнения желаний человека, которому она благоволит. Захочешь, чтобы у нее был маленький аккуратный нос – получай, захочешь грудь на номер меньше а попу на размер больше, чтобы талия приковывала взор – получай. Захочешь любви плотской, и вот вам, она уже кричит из постели:
– Ну, где же ты, милый??! Я заждалась!
И тут еще это! Гурией она может для меня быть, то есть снова и снова становиться девушкой! Вот дела! Нет, так не интересно, так не романтично, а неромантичная любовь – это всего лишь спаривание, или, как говорят клирики, чесание блуда. Да, дела… Но с другой стороны – Лиза ведь гостья, гостья с иной планеты, и я, как представитель планеты Земля, должен принять ее по высшему разряду, то есть угадывать и исполнять малейшее ее желание. А там посмотрим.
– Я тебя понял, - сказал я Лизе. – Давай, сначала ты будешь девушкой, а потом я тебя сделаю молодой женщиной, идет?
– Идет! – сказала она и обратилась тут же непорочной девушкой.
4.
Спасительные семантические выкрутасы были найдены и налеплены пластырем телесного цвета на моральные мои погрешности, и я положил свою руку на ее ручку и более чем нежно, то есть боязливо погладил, на что она отреагировала вполне по-человечески, то есть зарделась и бабочкой перепорхнула ко мне на диван. Через полчаса мы плескались в моем джакузи, как две неразлучные уточки, потом пришла пора моей посудины, моей кровати, хладнокровно выдержавшей не один любовный шторм, но этот…
Эта эрнянка была сумасшедшей, она такое со мной (да и с собой и кроватью) раз за разом проделывала, что, образно выражаясь, за сладчайший бисквит мне приходилось принимался, не распробовав вполне клубники со сметаной ее девственности. Окончательно утомившись, я потребовал пардона, то есть перерыва, и мы улеглись рядышком, каждый на своей подушке, совсем как пенсионеры, давно забывшие, что такое похоть, страсть и телесная любовь.
– А ты хорош в постели… - сказала она передохнув, так сказала, что я понял: сейчас мне предложат увеличить пенис хотя бы на полсантиметра
– Давай без намеков, а? – сказал я, счастливый оттого, что мое бедро и мое плечо млеют от счастья, прикасаясь к ее желанному телу.
– Ну ладно, без намеков, так без намеков. Как ты относишься к ролевым играм, милый?
– Как-то не очень. У меня почему-то совсем не стоит на медсестер и регулировщиц в мини-юбках.
– Да я о другом. Как ты отнесешься к тому, чтобы трахнуться, например, с негритянкой?
– Курчавой, толстогубой?
– Ну, примерно.
– Не очень. Особенно с медсестрой-негритянкой… - мысли мои путались, и говорил я то, что само собой выскакивало из головы.
– Почему ты так не любишь медсестер? Он такие лапушки, всегда готовы выполнить любую просьбу.
– Мне часто приходилось лежать в больницах…
– Ты болезненный?!
– Нет, я горный геолог, а геология без травм – это не геология, постарался я увести разговор в сторону гор.
– А что такое геология?
– Ну, это такая наука. Люди, поклоняющиеся ей, ищут в недрах земли разные полезные вещи, например, уран и торий, чтобы делать ядерные бомбы, мышьяк и сурьму, чтобы делать отравляющие вещества, другие цветные металлы, от которых надо было бы держаться подальше, но не получается…
– Почему не получается?
– Да потому что без них не сделаешь ай фонов, телевизоров, батареек, утюгов и двигателей внутреннего сгорания и потому они, эти цветные металлы, из недр земных как голодные крысы движутся к нашим городам и в наши тела.
– Ты умело увиливаешь от темы, предложенной мною к рассмотрению. Ты больше не хочешь меня?
– Пока нет. У нас, землян это в среднем делают всего лишь несколько раз в неделю, рекордсмены – раз в день, и только нетронутым юношам удается проделывать это каждые 60 минут, и то лишь раз в жизни.
– А! я знаю, что надо делать, чтобы ты хотел иметь меня каждый час!
– А это надо? Представь, что я знаю, что надо делать, чтобы ты питалась исключительно одними тортами и съедала по одному каждый час.
– Ну, это просто. Ест же коала один бамбук, не переставая ест. Я о другом. Вот закрой глаза!
– Зачем?!
– Ну, закрой, не пожалеешь!
Я закрыл.
– А теперь открой!
Я открыл, чтобы немедленно остолбенеть: рядом со мной лежала Алетта Оушен, всемирно известная порнографическая фотомодель. Ее дутые губки и груди в натуре выглядели как изготовленные стеклодувом или мастером воздухоплавания.
– Ну как? – тряхнув грудями, спросила она с английским акцентом. – Тебе меня не хочется?
– Нет… - проблеял я. – Разве только подрочить…
Недовольно покачав головой, Алетта Оушен медленно превратилась в эрнянку Лизу.
– Ну а с кем бы ты хотел заняться любовью? С молоденькой Памелой Андерсен?
– Нет, с польской актрисой Полой Раксой. Я влюбился в ее фотки еще в пятом классе. Можешь ею стать, только двадцатилетней?
– Могу. Покажи только фотки.
Я показал ей несколько фотографий со своего айфона, и скоро Пола Ракса ластилась ко мне нежной кошечкой: