(не) зажигай меня
Шрифт:
Я замираю с открытым ртом – крыть мне нечем. Малолетняя засранка переиграла меня вчистую и прекрасно это понимает.
– Я не говорю ничего твоим родителям – а ты моим! – смело смотрит на меня Стефа. – Всё по-честному!
– Только если пообещаешь мне, что больше такого не повториться.
– А ты можешь обещать, что больше не будешь целоваться с парнями, которые не годятся в женихи? – весело спрашивает девчонка.
– Мне и не четырнадцать!
– Дак и ты с его величеством целовалась, а не с каким-нибудь
Я тяжело вздыхаю: не нравится мне всё это, а сделать ничего не могу. Придется молчать.
– Кто тебе разболтал про мой наряд? – полюбопытствовала я, смиряясь.
– Так я и сказала! – фыркает Стефания. – Возможно, я еще пару раз воспользуюсь таким же способом.
– Хорошо, я уволю всех горничных.
– Ладно, – сдается девочка. – Мама придумала. Я ведь ничего плохого не сделала. Просто танцевала…
Продолжение фразы повисло в воздухе: в отличие от тебя, Виктория. В отличие от тебя.
После такого потрясения я наплевала на все приличия, разыскала мать и сказала, что у меня разболелась голова. Что теперь будет? Если отец узнает… если Стефа проболтается…
Матушка с радостью согласилась покинуть бал, но настояла на прощании с его величеством. Она всё еще была с ним в дружеских отношениях. Со страхом я прошептала надлежащие фразы, с трепетом позволила поцеловать себе руку. Какое-то мгновение моя рука задержалась в его руке. К счастью, никто не обратил внимания на эту маленькую заминку.
Не удивительно, что заснуть мне удалось только под утро. А к обеду снова началась старая песня: мне приносили букеты цветов, записки, приглашения на вечера. Один за другим прибывали молодые холостяки в надежде увидеть меня. Отец злился. Отец бушевал. В конце концов, матери пришлось открывать дверь самой и вежливо, но твердо сообщать, что юной леди Оберлинг нездоровится. Я бы, пожалуй, не отказалась и заболеть, только бы сбежать от всей этой суматохи, но увы – чувствовала я себя отвратительно здоровой, даже мозоли не натерла, танцуя.
До музыкального вечера у Стерлингов было еще два дня, и прятаться от потенциальных женихов становилось всё труднее. Нас настигали и в театре, и в магазинах, и в парке. Отец предложил сбежать домой, в Предгорье, но мама не позволила.
И вот я стою в великолепной оранжерее среди экзотических цветов. Надо мной стеклянный купол, через который видны звезды на ясном вечернем небе. Из дома Стерлингов доносится музыка. Музыкальный вечер как-то очень быстро стал похож на танцевальный. Моего отсутствия никто не заметит – Стефа прикрывает. Мать осталась дома с мальчиками, отец пьет виски и играет в карты, а я… а я нюхаю розы и жду.
Со Стефанией мы теперь в одной лодке. Она жаждет быстрее повзрослеть и вкусить запретных удовольствий. К счастью, не настолько запретных, за которыми гонюсь я. Пока ей достаточно танцев и мужского внимания. Глупые «женихи» даже не понимают, что длинные волосы и густые брови – еще не вся я. Даже не пытаются разобраться, рысь перед ними или волк. Не видят разный цвет глаз. Да еще эта мода на маскарады! Зачем, зачем на музыкальном вечере маски?
Не придёт.
Снимаю маску, потирая виски и переносицу. Запах роз слишком тяжел для меня. Теперь уж точно голова разболится. Вообще сегодня всё тянет меня вниз: и тяжелая объемная прическа, и многослойное платье, и растущая луна. Хочется уже раздеться лечь в постель. Хочется убежать хотя бы в сны.
– Ты здесь? – раздается удивленный голос из темноты кустов вьющейся розы. – А кто в салоне?
– Стефа, – устало отвечаю я.
– Забавно. А Кирьян в курсе?
– Конечно, нет, – отчего-то усталость наваливается на плечи еще сильнее. – Как вы себе это представляете: дядюшка Кир, одолжите мне Стефу на вечерок, она прикроет меня, когда я пойду на свидание с его величеством?
– Язвишь, маленькая моя? – усмехается король, подходя ближе.
– А что мне еще остается? Плакать?
– Думаешь, я счастлив? – сердито сжимает мои плечи Эстебан. – Думаешь, мне в радость влюбиться, будто мальчишке, в невинную девушку, которая годится мне в дочери?
– Счастлив, конечно, – усмехаюсь я, прижимаясь к нему теснее. – Любовь всегда счастье, разве нет? Иначе отчего ее воспевают поэты и певцы?
– Помолчи, сделай милость, – тихо говорит его величество, утыкаясь губами в мой лоб. – Давай просто помолчим.
– Что, и целоваться не будем? – не выдерживаю я.
– А что, тебе хочется?
– Конечно, – серьезно говорю я. – Это в любви самое главное!
И я тянусь к его рту, словно цветок к солнцу. Его величество нисколько не сопротивляется, напротив, ловит губами мои губы. Счастье наполняет меня с ног до головы.
Однако Эстебан – не юная девочка; он взрослый опытный мужчина. Как долго он вытерпит такое положение дел? Поцелуев ему скоро станет мало. Что же мне делать? Позволить ли ему… большее? Или раствориться в тени? Уйти и никогда не узнать, каково это – сгорать от страсти, вздыхать от блаженства… Мой выбор очевиден: если я люблю его, то хочу пройти до конца. И плевать на все приличия. Для чувств нет границ!
Увы, я не успеваю ни сказать, ни спросить: в оранжерее появляется мой двойник. Такое же платье, такая же маска. Даже перчатки на этот раз те же.
– Ви, отец ищет тебя, – машет мне рукой Стефа. – Он, кажется, того… набрался! Здрастье, ваше величество!
– Здравствуй, Стефания, – устало вздыхает король, отступая от меня на бесконечно длинный шаг. – Не могу сказать, что рад тебя видеть!
– А я, пожалуй, рада, – задумчиво склоняет голову его племянница. – Вы как приехали? Прихватите до дворца? Вечер для меня окончен.