Не злите джинна из бутылки
Шрифт:
Лола припустила за ним и наконец узнала местность. Если сейчас выйти из этого проулочка, то попадешь как раз к дверям японского ресторана «Цветок сливы». Так и есть, через большие окна ресторана был виден Волопасов, который спрашивал о чем-то девушку, выдающую себя за японку. Девушка удивленно мотала головой, но Волопасов решительно схватил ее за рукав кимоно и потащил в сторону. Лола уже догадалась куда. Разумеется, к деревцу, очевидно, вчера этому ненормальному поклоннику азалий показалось, что за ним плохо ухаживают, и теперь он мучил несчастную псевдояпонку. Девушка прижимала руки к сердцу и кланялась, но Волопасов понемногу
Они шли той же дорогой, что и вчера, только на этот раз более торопливо. Лола решила не повторять вчерашней ошибки и держалась от преследуемого подальше. Вот он миновал маленький отель, куда вчера автобус привез толпу финнов, и свернул в переулок. Лола вспомнила, что переулок заканчивается тупиком, и точно — вдалеке мелькнула вывеска винного магазина, а дальше был забор. Лола еще замедлила шаги — в малолюдном переулке она была как на ладони. Внезапно тип в женской одежде свернул в небольшой скверик и пропал из виду. Лола забеспокоилась и прибавила ходу.
«Уйдет опять, — думала она на бегу, — как же неудачно все получается…»
Она с налету проскочила крошечный скверик, который был совершенно пуст, и раздраженно топнула ногой. Но не мог он убежать так быстро, она бы увидела! Да тут и деться некуда, с той стороны решетка, а если бы он перелез через забор, Лола бы непременно заметила. Может быть, в кустах есть проход?
Лола устремилась в кусты и, уже подбегая, внезапно споткнулась о ногу в огромном ботинке. Пролетев с налету метра два, она приземлилась на четвереньки возле головы того типа.
Он лежал навзничь, уставившись широко открытыми глазами в небо. Глаза были совершенно неживыми, а на шее сбоку была видна аккуратная рана, из которой еще вытекала кровь на пожухлую траву. Стоя на четвереньках, Лола в ужасе смотрела на мертвое тело, ибо в том, что преследуемый ею мертв, сомнений не возникало — слишком он был неподвижен и слишком безразлично смотрели в небо его широко открытые глаза.
Лола и сама окаменела со страху.
Так продолжалось минуты три, а Лоле показалось, что прошло три часа. Внезапно она осознала неудобство своей позы, услышала шум машин на улицах, визг тормозов, гудки. Лола со стоном приподнялась и тут же плюхнулась прямо на траву — ноги ее не держали.
Надо уходить, поняла она, пока ее кто-нибудь тут не заметил. Однако ноги категорически отказывались повиноваться.
Лола сделала глубокий вдох и огляделась по сторонам. В сквере по-прежнему никого не было, тогда она встала сначала на колени, опершись руками о землю. Под руку попался кусок пластмассы, который оказался ее собственным мобильным телефоном. Оказывается, пока она тут кувыркалась, он вылетел из кармана. Лола пошарила руками вокруг, не отрывая взгляда от неживых глаз покойника, на ощупь собрала какие-то мелочи и запихнула
От злости прибавилось сил. Лола встала и, пошатываясь, побрела к выходу из сквера. Машину она решила бросить, все равно в таком состоянии за руль не сесть. О клиенте она и не вспомнила.
Из всех времен года капитан Ананасов больше всего ненавидел утро понедельника. Из всех человеческих изобретений — телефон. Но когда два этих ненавистных явления природы объединялись, чтобы доконать его, — несчастный капитан жалел, что родился на свет. И без того в голове Ананасова скрежетало, гремело и ухало, как в багажном отсеке самолета во время экстренного снижения, а тут еще телефон заливался, разрывая его измученные барабанные перепонки.
Ананасов запустил в него подушкой и промахнулся.
Он застонал и сел в кровати.
Комната перед глазами накренилась, покачалась, как детская игрушка «Ванька-встанька», и наконец застыла в каком-то странном неустойчивом равновесии.
Телефон продолжал трезвонить, ввинчивая каждый звонок прямо в голову несчастного капитана, как дрель с победитовым сверлом.
Ананасов протянул трясущуюся руку и схватил трубку, чтобы прекратить эти невыносимые мучения. Он поднес трубку к уху и услышал до боли знакомый голос. Сделав над собой немыслимое усилие и заставив мозговые извилины работать в аварийном режиме, он узнал голос своего ближайшего друга и напарника капитана Гудронова.
Узнав голос Гудронова, Ананасов невольно вспомнил вчерашний вечер, который они провели вместе. От этого воспоминания ему стало еще хуже.
— Привет, Гудронов! — прохрипел Ананасов, прикрыв слезящиеся глаза. — Ты чего в такую рань звонишь? У тебя совесть есть — больного человека пытать?
— В какую рань? — переспросил Гудронов неприлично бодрым голосом. — Ты на часы смотрел?
— Еще чего! — Ананасов мучительно скривился. — Я сейчас без посторонней помощи не то что на часы, на календарь посмотреть не могу! Мне для этого нужны два человека, чтобы веки поднять — один правое, другой левое!
— Ну, так я тебе один помогу. Сейчас, Питиримыч, уже второй час.
— Вот только не надо этого! — прохрипел Ананасов. — Знаешь ведь, как я ненавижу это отсталое церковнославянское отчество! Особенно по понедельникам… а насчет времени — второй час или пятый, мне без разницы. Я самое малое до среды человеком не стану.
— А я тебе вчера говорил — не мешай пиво «Урюпинское» с водкой «Батька Махно», от такого сочетания мамонты вымерли! Вот я — пил чистый кубинский ром, и ничего! То есть не то чтобы совсем ничего, но уже до работы дополз!
— И ты мне в такое время звонишь, чтобы об этом сообщить? — вызверился на друга Ананасов. — Ну, Сеня, я от тебя такой подлости не ожидал! Больного человека обидеть не трудно…
— Да никто тебя обижать не собирался! — обиделся Гудронов. — Я тебя от Остапыча из последних сил прикрываю, а ты еще недоволен! Я ему сказал, что ты сейчас работаешь под прикрытием, поэтому и не явился вовремя!
— Под прикрытием? — переспросил Ананасов и неприязненно покосился на ватное одеяло в веселеньком ситцевом пододеяльнике. В его нынешнем состоянии этот ситцевый оптимизм не вызывал в душе ничего, кроме рвотных позывов. — И что — поверил?