Неаполитанская кошка
Шрифт:
– Миша, мы с тобой никогда не разговаривали об этом. Я – потому что просто не было сил, ты – потому что тебе было все равно, что случилось с Алексом…
– Зойка, ты несешь самую настоящую чушь! Алекс был хорошим мужиком.
– Вот ты скажи мне, как он мог оказаться на том шоссе? Там вообще ничего нет, глухое место, просто лес, и все. Это почти пара километров от того места, где мы с ним пили вино, расстелив плед… И почему он пошел туда пешком, если предположить, что у него там с кем-то была встреча, а не поехал на машине?
– Да
– Но тогда получается, что это не он… И что кроссовки не его.
– Зоя!
– Да… у него были точно такие же кроссовки. Белоснежные. Потом в крови… И кровь, как показала экспертиза, его. Они брали ДНК с волос на его расческе. Миша, ты хотел мне что-то сказать.
– Так я уже сказал вообще-то. Ты выйдешь за меня?
Я не понимала, зачем ему был нужен этот брак. Как не понимала и то, как можно вот так: в течение нескольких лет ухаживать за женщиной, которая тебя не любит, не хочет и всячески противится каким-либо отношениям.
– Миша, зачем тебе я? Почему именно я? И что тебе мешало тогда, когда я еще не встретила Алекса, развестись со своей женой и жениться на мне? Это гипотетически, как ты понимаешь.
– Я не тороплю тебя. Подумай. Да, я понимаю, ты за эти годы стала самостоятельной, научилась, так сказать, жить одна. Ты не голодаешь, кроме того, у тебя есть занятие, которое доставляет тебе удовольствие. Знаю, что ты иногда встречаешься с другими мужчинами… Все это так, но, по моему твердому убеждению, каждая женщина в душе мечтает о замужестве, о хорошем и надежном муже, о детях, наконец.
– Как ты сказал, «о надежном муже»? Точно подмечено. Наверное, ты и себя причислил к подобным мужчинам, да? Ты, женатый человек, который за спиной своей жены навещаешь меня здесь с вполне определенной целью, добиваешься меня, звонишь мне каждое утро, выпив приготовленный твоей женой кофе… Миша!
Он снова достал бархатную коробочку, извлек кольцо с небольшим брильянтом и протянул мне.
– Возьми, надень… И подумай хорошенько. В случае если ты согласишься, мы поженимся, и ты переедешь ко мне. Пока в мою квартиру, нет-нет, не в ту, где я проживаю с семьей, другую… А потом, если ты захочешь, мы переедем в дом, чтобы ты могла и там выращивать свои розы. Зоя, не торопись мне отказывать, это ты всегда успеешь сделать. Подумай. Если хочешь, посоветуйся с кем-нибудь, и ты увидишь – все, кто тебя знает и любит, посоветуют тебе этот брак. У меня своя клиника, я не беден, но главное, я люблю тебя.
Я не верила ему.
Нет, конечно, он не обманывал меня в том, что касалось его финансовой состоятельности и квартиры, которую он купил втайне от своей жены. Но он не любил меня.
Возможно, он испытывал ко мне чувство, названия которого еще просто нет, его не придумали.
Может быть, его сердце начинало биться в груди, когда он видел меня, и чувство необъяснимой радости охватывало его при мысли обо мне и о том, как бы мы жили вместе. Но что-то все-таки во всем этом, в его желании жениться на мне, было странным и неестественным.
Хотя, скорее всего, все дело было во мне, в моих сомнениях и каком-то искаженном восприятии реальности. И я не верила, что такой человек, как Гольдман, который зажимал в углах медсестер и снимал квартиры для своих любовниц в двух шагах от клиники, чтобы удобно было с ними встречаться, способен на такое сильное чувство, как любовь, к одной-единственной женщине, ради которой он даже развелся с женой и, по сути, бросил свою семью.
Я поставила перед ним салатницу, дала вилку и хлеб. И вдруг представила себе, что мы с ним уже женаты, живем вместе и я кормлю его.
Вот он сидит напротив меня, жует, а мне почему-то хочется его ударить…
Что это, как неосознанное желание наказать его за что-то страшное, подлое, то, что превратило мою жизнь в ад.
– Миша, а где ты был тогда, в тот день, когда Алекса не стало?
Другой мужчина встал бы, отшвырнув от себя тарелку, наговорил бы грубостей, обозвал бы меня, мол, что ты такое несешь, да как ты можешь подумать, будто бы я имею отношение к смерти твоего мужа, ты психопатка, тебе надо лечиться и все в таком духе. Но только не Гольдман.
– А я думал, что ты уже излечилась от своего Алекса. Зоя, его больше нет, понимаешь? Он погиб. И те головоломки, которые ты сама себе создаешь, задавая дурацкие вопросы, мол, как он мог оказаться на том шоссе, могут лишь навредить тебе. Ты молодая, красивая и относительно здоровая женщина, ты должна жить, понимаешь?
– Молодая? Мне тридцать семь лет, Миша.
– О чем и речь! Ты должна рожать. Давно уже пора. И вот когда родишь, поймешь, что я был прав, – у тебя начнется совершенно другая жизнь!
– Ну, хорошо, я рожу, и у меня действительно появится новый смысл в жизни. А тебе-то это зачем, Миша? Мог бы найти кого помоложе и повеселее!
Воображение продолжало разыгрывать меня, и вот уже передо мной, подчиняясь моей отчаянной фантазии, сидел не скучный и непонятный Гольдман, жующий салат, а тот красивый неаполитанец – он улыбался мне, а на плече его сидела черная кошка – и она тоже улыбалась. И надо сказать, что эта компания показалась мне куда симпатичнее.
– Хорошо, Миша, ты прав, чтобы принять такое решение, надо хорошенько подумать. Но я услышала тебя.
И мысленно добавила:
«Поняла, что ты развелся, и теперь готов вскарабкаться в следующую семейную лодку. Тогда и ты тоже подумай, куда мы сможем потратить те сэкономленные на подарках твоим любовницам деньги, может быть, поедем путешествовать по замкам Франции или отправимся на Бали? Хотя, может, ты не собираешься изменять своим привычкам и, женившись на мне, продолжишь свою активную половую жизнь в радиусе километра от клиники?»
– Зоя, у тебя никогда не возникало вопроса, почему Валентинов женился на тебе?