Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)
Шрифт:
Я смотрел на тельце собаки и вспоминал о мыслях, преследовавших меня в Задракарте. Кто я такой, чтобы негодовать? Но я, по крайней мере, так и не совершил задуманного.
Александру следует знать, решил я, и не просто оттого, что мне хотелось бы еще немного пожить. Кто знает, что будет дальше? К тому времени я уже сомневался, что подобная новость потрясет его.
Я пришел к шатру Александра, когда он закончил дневные дела, показал ему блюдо и поведал свою историю. Он слушал не перебивая, только глаза его расширились.
– Это было под крышкой, Александр, – сказал я и протянул записку.
Взяв ее двумя пальцами, словно бы и она была отравлена, царь спросил:
– Кто написал это? Сдается мне, тут потрудилась рука писца.
– Это Филострат, господин.
Александр молча уставился на меня. Я же спешно прибавил:
– Я показал ему записку, и он сразу признал ее. Филострат только не мог понять, как она очутилась в моих руках. По его словам, он написал таких добрый десяток – с тем чтобы госпожа Роксана могла положить их в сундуки с твоими свадебными дарами… Должно быть, – продолжал я, опустив глаза, – кто-то выкрал ее… Я ничего не сказал ему, господин; по-моему, лучше не стоит.
Александр кивнул, хмурясь:
– Да, не надо ему знать об этом. Я не стану допрашивать Филострата. – Накрыв блюдо крышкою, Александр спрятал его в сундук. – Ешь только то, что едят остальные, пока я не скажу. Ничего не пей из того, что стоит без присмотра в твоем шатре. Никому ни слова. За остальным я пригляжу сам.
Было замечено, что в тот вечер царь явился с визитом в гарем. Он пробыл там какое-то время, которое все сочли приличествовавшим новобрачному. Перед тем как лечь спать, он сказал мне:
– Теперь ты можешь быть спокоен. Забудь обо всем.
Я уж было подумал, что так и не узнаю правды, но он добавил, немного поразмыслив:
– Мы связаны узами любви, ты имеешь право знать обо всем. Давай-ка присядь здесь.
Я уселся рядом с ним на краешке кровати. Александр устал, и эта ночь явно предназначалась для сна.
– Я отнес сласти и сразу увидел, что она их признала. Предложил одну, поначалу с улыбкой. А когда она отказалась, я рассердился и сделал вид, что намерен заставить ее проглотить. Тогда она не стала выпрашивать милости, а бросила сласти на землю и растоптала их. У нее есть характер, по крайней мере, – заметил Александр не без одобрения. – Но пришло время открыть ей, чего не следует делать. И здесь я столкнулся с трудностями. Я не мог привести толмача, чтобы тот потом раструбил обо всем. В подобном деле я мог бы довериться одному тебе, но это было бы уже слишком. Как-никак она жена мне.
Я согласился, что этого делать не стоило. Повисло долгое молчание, и наконец я решился прошептать:
– И что же, господин мой, как ты справился?
– Побил ее. Это было необходимо. Ничего другого не оставалось.
Лишившись дара речи, я оглядел внутренность шатра. Чем же он бил ее? У Александра никогда не было хлыста, и ни Букефал, ни Перитас не знали его прикосновения. Но вот она, плеть – лежит на столе, и притом выглядит так, будто ее немилосердно трепали вот уже десяток лет кряду. Подозреваю, царь одолжил ее у какого-нибудь охотника. А Роксану, надо полагать, сильно впечатлило ее состояние.
Сказать было нечего, и я хранил молчание.
– Она ждала от меня большего. Этого я не учел.
Так вот почему Александр так долго был в отъезде! Вовремя спохватившись, я не позволил своему лицу разъехаться в идиотской ухмылке.
– Господин, в Согдиане женщины питают великое уважение к сильным мужчинам.
Александр покосился на меня, прикидывая, следует ли ему разделить со мной эту шутку, и решил, что это было бы недостойно. Я медленно поднялся на ноги и разгладил покрывало.
– Спи спокойно, Аль-Скандер. Ты много трудился сегодня и заслужил отдых.
Позже я хорошенько поразмыслил над происшедшим. Александр был теплым любовником, но не горячим; мягким – в том, как он давал и брал; шаг его был неспешен, ему всегда нравились паузы нежности. Уверен, что Александр никогда не задавался вопросом, оттого ли мы так хорошо подошли друг другу, что я был тем, кем я был. Могу вообразить себе осторожность, с коей царь приблизился к юной деве. Значит, теперь он уже знает, что Роксана попросту сочла его слабаком.
Вскоре после этого мы свернули наш лагерь. Невеста попрощалась с родичами и расположилась в своей замечательной повозке. Мы направились на запад, в Бактрию, чтобы навести в провинции порядок. Некоторые из тамошних сатрапов и управителей не оправдали оказанного доверия; все это необходимо было исправить, прежде чем двинуться в поход на Индию.
Глава 19
Александр посетил свои новые города, выслушал жалобщиков, то здесь, то там лишая высоких постов управителей, вымогавших взятки, несправедливо обиравших богатых горожан или же слабых. И повсюду, куда бы он ни двинулся, за царем следовал двор – кроме тех редких походов, когда требовалось призвать к ответу банды разбойников, промышлявшие на торговых путях. Ныне, рядом с обычной цепью двора, за ним тянулся и длинный ряд повозок Роксаны – с ее девицами, служанками и евнухами.
Поначалу Александр навещал жену весьма часто, обыкновенно вечерами. Вскоре, однако, стало понятно, что он отнюдь не стремится проводить там все свои ночи. Ему нравилось, чтобы все принадлежавшие ему вещи были где-то рядом, под рукою, а среди них и я; Александру также нравилось ложиться поздно, если ему того хотелось, а наутро спать никем не тревожимым. Вечерами он обменивался с женою любезностями на том греческом, какой она была способна понять, исполнял супружеский долг и возвращался к себе в шатер.
Роксана не носила ребенка: подобные вещи недолго держатся в тайне. По уверениям тех из македонцев, кто знал Александра с детских лет, у него все еще не было потомства; но с другой стороны, быстро добавляли они, он никогда не интересовался женщинами, так что это, в общем, ничего не значит.
Можно не сомневаться в том, что родичи Роксаны с нетерпением ожидали новостей, но, кроме как в них, я более нигде не встречал того радостного предвкушения. Македонцы так и не смогли возлюбить согдианцев, найдя их отважными, но излишне жестокими воинами, к тому же не питавшими отвращения к вероломству. Воистину, отныне царь приходился сородичем половине знатных согдианцев, так что теперь провинция познала наконец мир. Но простые воины, не желавшие, чтобы их собственными сынами правил согдианский наследник Александра, в душе надеялись, что Роксана так и останется бесплодна.