Небесное святилище. Зал славы зарубежной фантастики
Шрифт:
Дерек повернулся. Темнота, похожая на мрак, окружала здание. Один из поисковых фонарей прекратил свои бесполезные попытки найти что-нибудь и уставился в небо, как одноглазый идиот, который забыл, кто он такой и где находится.
Если цензура пропустит, как можно описать эту историю? Заголовок может быть таким:
КОРПОРЕЙШН БИЛДИНГ ТЕПЕРЬ ГОРОД ПРИВИДЕНИЙ
На Скалах Колорадо находятся сотни городов привидений. Большинство из них перестроено, и они служат приманкой для туристов. В прежние времена золотой лихорадки жизнь в этих городах всю ночь била ключом. Города привидений напоминали о беспорядочной, шумной, суматошной жизни, которая однажды прошла мимо них.
Может быть теперь весь Денвер станет городом-призраком! Может быть Соединенные Штаты станут страной привидений! Может Северная Америка станет континентом-призраком, куда будут приезжать экспедиции из Европы и Азии, чтобы разобраться в том, что произошло!
Узнает ли мир настоящую правду? Дерек сомневался в этом. Он подозревал, что то, что называется настоящей историей — это ложь, одетая в костюм национальной гордости и интересов. Конечно, ученые знают больше, но кто прислушивается к ним? Какую гордость может возбудить правдивая история о вирусах, какой интерес она может вызвать в мире? И, кроме этого, кто запишет ее, даже если истинная история известна?
Знать истинную историю вирусов — означает путь к спасению. Ни один репортер не станет писать такую историю. Если какой-нибудь диктор попытается запустить эту историю в эфир, он тотчас лишится работы. Главный цензор, который заботится о своих собственных интересах, утаит эту историю.
Глок снова вернулся к своей личной шпионской системе. Снова и снова он пытался вызвать Холлоу. — Только он один знает достаточно о вирусах, чтобы умилостивить их.
— Если ты найдешь его, он, вероятно, тут же тебя пристрелит, — сказал Дерек.
— Почему меня все так ненавидят? — взмолился Глок.
— Потому что ты сам превратил себя в то, что достойно ненависти, — ответил Дерек. — Ты нарушил закон…
— Я никогда не нарушал законов, — ответил Глок. — Я всегда действовал на законной основе. Мои адвокаты…
— Я говорю о законе баланса, законе компенсации, законе карма. Этот закон говорит, что в природе всегда должно сохраняться равновесие. У тебя слишком много денег. Ты нарушил баланс. У тебя столько свободы, сколько тебе нужно. У многих бедных людей свободы хватает только для того, чтобы дышать. Ты похож на абсолютных монархов. Твое слово — закон. Или оно было законом. Но теперь больше не является им.
Дерек видел, что вокруг огромного здания полиция заблокировала все дороги. Район был опечатан.
Цвет лица Глока менялся от зеленого к серому.
— Я… я не думаю так, — он давился словами. — Я разорен, меня больше нет.
— Это то, о чем говорит закон баланса, — резко сказал ему Дерек.
— На Земле нет ни одной важной корпорации, которая не имела бы штаб-квартиры в этом здании, — сказал Глок. — То, что происходит, уничтожит большинство компаний на Земле. После этого наступит хаос.
Дерек был согласен. Жирный мужчина говорил правду, которую он очень хорошо знал. Огромное здание было финансовым сердцем мира. Все финансовые механизмы управления пищей, водой, одеждой, медикаментами, транспортом, страховкой, добычей полезных ископаемых и производством находились здесь. Только самые примитивные районы на Земле, только джунгли, только пустыни могли не ощутить хаоса, который отныне будет существовать.
— Мы должны найти Джозефа Коттера, — снова взмолился Глок.
Дерек раздумывал.
— Хорошо, мы пойдем к нему, если только он еще находится здесь, — ответил Дерек.
— Ты знаешь где он?
— Да. Но прежде мы должны уйти из этого здания живыми. Затем нужно выбраться из города. Затем… — Дерен сделал паузу. — Сначала мы сделаем самое первое. Для того, чтобы выйти из этого здания, мы должны выйти из этой комнаты. Это означает, что ты должен показать мне секретный выход.
— Что? — спросил Глок.
— Крыса, такая как ты, всегда знает способ, как выбраться из собственной ловушки, — ответил Дерек. — Поднимайся и покажи куда идти.
Он держал тростинку из пластмассы между большим и указательным пальцами.
Глок посмотрел на маленькую пластмассовую иглу — Ладно…
— Пошли, — сказал Дерек.
Глок вперевалку пошел в северной стене. Он нажал на нее. Стена скользнула назад. Позади потайной двери был небольшой лифт.
— Мы можем добраться до подвала. — Но для нас обоих здесь слишком мало места.
— Мы попытаемся сжаться, — ответил Дерек.
Он подтолкнул Глока вперед. Лифт был построен для одного человека, и этим человеком был Глок. Жирного мужчину можно было сжать. И Дерек сделал это.
Они оба уже находились в лифте, и Глок нажал кнопку. Лифт с огромной скоростью понесся вниз.
ГЛАВА VIII
Когда Дженни Фарго наблюдала за Землей из космического корабля, ей казалось, что корабль стоит на месте, а планета удаляется от него. Она подумала, что это бессмысленно. Всю свою жизнь она ощущала уверенность. Теперь, когда планета удалялась от нее, уверенность тоже исчезала.
Ей казалось, что внутри у нее происходят какие-то психологические сдвиги. Но больше всего ей хотелось плакать. Когда она видела, что Земля удаляется дальше и дальше, это желание становилось все сильней и сильней. Ей казалось, что она была частью этой зеленой планеты, которая теперь проваливалась в космос. Планета теряла свою дочь. Поэтому было так грустно. Ее тело, весь его химический состав, все ее мускулы и нервы были созданы из минералов, которые она впитывала вместе с пищей, исходившей от Земли. Где-то глубоко внутри эти минералы сопротивлялись, что их забирают из родного мира.
Именно это сопротивление было причиной ее желания плакать.
Джозеф Коттер, который был привязан к креслу возле Дженни рыдал как ребенок, рыдал без всякого стыда, рыдал по той же причине, что и она. А другой причиной было счастье.
— Это похоже на осуществление мечты! — все время повторял маленький человек. — Я так хотел улететь в космос, увидеть новые миры, почувствовать их у себя под ногами, хотел ощутить их запах, конечно, если там есть воздух, чтобы его понюхать. Каким-то образом Земля была и не была моим домом. Это моя планета, я родился на ней, но где-то глубоко внутри всегда чувствовал, что принадлежу более чистому, более светлому и более прекрасному миру.