Небесные тихоходы
Шрифт:
Глава 20. Слон — это наше все!
Мы проснулись от пенья труб и барабанного боя, когда уже начало смеркаться, до того нас уморила ночная дорога.
Окошко нашей гостиницы глядело в колодец безлюдного двора, но вдруг в щели между стенками домов проплыл хобот, потом огромное серое ухо, внушительная нога, затем туловище, похожее на аэростат, опять нога и хвост. Из чего мы сделали вывод, что по городу, прямо по проезжей части дороги шагает слон!
Мы выскочили на улицу — улица усыпана цветами, дома украшены зонтиками, флагами и флюгерами. Толпы народа стоят на обочине и, пританцовывая, наблюдают праздничное шествие: впереди идут музыканты с царскими барабанами, тазами, литаврами, трубами и колокольчиками, едут колесницы, запряженные быками, следом ведут прирученных тигров, львов, пантер, буйволов, а в больших четырехколесных повозках движутся целые деревья с ветвями и листвой, и с ветки на ветку, как жар горя, перелетают ослепительно разноцветные ручные птицы.
Посреди этого великолепия в окружении сверкающей свиты несколько чернокожих индусов несли в паланкине кого-то из древних мифологических царей. Сиденье царского паланкина устлано дорогими коврами, тигровыми шкурами, расшитыми подушками. Для пущего блеска, поди, из Делийского национального музея, вытащили богатую царскую утварь: золотые сосуды, котлы и чаши, столы, кресла, умывальницы из индийской меди… Все экспонаты усыпаны драгоценными камнями — смарагдами, бериллами и рубинами.
Пехота впереди, царь со свитой посередине, конница по бокам, а дальше — о боги! — идут слоны в серебряной сбруе, с накинутыми на спины, щедро расшитыми золотом, сияющими чепраками. У каждого слона восседает на шее вожатый корнак с босыми пятками, а рядом на своих двоих шагает слуга, который беседует со слоном, увещевает его вести себя смирно, не шалить, не воровать ничего мимоходом в лавках, обещая ему по возвращении сочных свежих листьев. Если слон не желает прислушиваться к словам и бузит, его завораживают ритмическим напевом под звуки бубнов.
Помню, когда-то меня поразил рассказ о том, как слоны переправляются через реку. Войдя в воду, они продолжают ступать по дну реки, погружаясь в нее, пока целиком не очутятся под водой. Только торчит из воды кончик носа. Вожатый отдельно плывет над слоном, но держит в руке веревку, привязанную к хоботу. Если река слишком глубока, слоны оставляют дно и продолжают путь вплавь. Причем поднимаются не выше, чем требует того длина хобота!
На первом слоне, удобно устроившись на диване, едут важные персоны, над ними развевается знамя времен «Рамаяны» с изображением дракона. Далее следуют боевые слоны, которых в индийском эпосе звали бронеукрашен-ными. Вооружение их заключается в здоровенной башне, где помещается чуть не пятнадцать штук ратников! Но слоны сами по себе умели метать в цель камни и пользоваться оружием.
Географ Страбон рассказывает случаи, когда слон мужественно выносил из сражения истекающих кровью вожатых или, рискуя жизнью, прикрывал воинов, когда те ползли по-пластунски между его передними ногами навстречу врагу.
Стоило слону, на котором восседал индийский главнокомандующий, неожиданно пасть — индусы обращались в бегство. Неважно, как складывалась битва. Много раз на протяжении нескольких веков повторялся один тот же сюжет — падение слона, несущего полководца, мигом превращало в поражение почти выигранную битву.
Слон благороден, разумен, справедлив, на редкость понятлив и чуток, о слонах можно говорить бесконечно, я благоговею перед слонами, это поразительные существа, я лично в юности была знакома со старой слонихой Дженни, когда работала служителем по уходу за животными в Уголке Дурова. Наша дружба началась с того, что она огрела меня хоботом по спине.
У нее был чудный дрессировщик, усатый чех невообразимой доброты — Карел Створа. У Карела было два сына Антон и Андрей, которых Дженни хоботом качала в колыбели. Она их любила, как собственных сыновей, а когда они выросли, даже прощала им запах алкоголя, всегда исходивший от этих парней, но больше ни от кого не терпела ничего подобного. И меня-то она оглоушила тогда из-за скромной рюмочки «кагора», пропущенной под цветущей грушей в компании моего дорогого друга, дрессировщика медведей — бессменного Деда Мороза Театра на Божедомке, красавца Юры Ананьева.
… И на хоботе веселом Мы напишем: все напрасно Человек удел вдогонку На песке и смерти нет, —вспомнила я стихотворение Лёни Тишкова.
Много вдохновенных строк и огромных рисунков китайской тушью на белой-белой бумаге Лёня посвятил слонам. Он сочинил удивительную историю «Живущие в хоботе» — о том, что рядом с человеком всегда есть огромное Нечто.
— Что же это? — мы вопрошаем. — Бог, подсознание, вечность?
— Иногда тебе кажется, — отвечает нам Лёня, — кто-то ведет тебя, ведает всей твоей жизнью или следит за тобой, когда ты спишь. Не пугайся: это всего лишь слон. И ты — в его хоботе, голый, слабый, но в безопасности, здесь тепло и сыро. Это огромная матка, ты в хоботе — как остановленное рождение: весь еще там, а голова наружу. Любуйся из хобота миром и будь счастлив: два бивня охраняют тебя, двое маленьких глаз присматривают за тобой. Завтра твой слон покажет тебе долину фиалок и научит срывать бананы. Слон и человек не могут жить друг без друга, — подводит Лёня итог, — и оба мечтают о свободе, забывая о розе любви.
…На улице шум, гам, толкучка, знай, карманы свои придерживай, такие тут личности подозрительные шныряют, и две молодые крепкие африканки с Берега Слоновой Кости на обочине дороги танцуют танец живота. Мы до того возвеселились, даже забыли про наш с Лёней уговор не вступать очертя голову в слишком близкие контакты с местным населением. Как ни крути, свои гениальные научные открытия и философские прозрения индийцы, в основном, свершили до двенадцатого века. Дальше дело немного застопорилось, пошло на убыль. И сейчас вы видите, какие ребята у нас в переходах метро — в чалмах с бородами — торгуют бумажниками, платками и ожерельями.
О, нет, ничего пессимистического не собираюсь я говорить про горячо мной любимый и почитаемый индийский народ. Но ведь и в России порой мы встречаем подобную картину. Как это объявление из репродуктора на площади трех вокзалов:
— Дорогие москвичи и гости столицы! Москва — город Пушкина и Пастернака, Булгакова и Есенина, Станиславского и Немировича-Данченко приглашает вас посетить вещевой рынок «Динамо»!
Так что Лёня в Дели часто мне говорил:
— По-моему, мы правильную позицию занимаем — полуприветливую…
Тут-то к нам, как бы невзначай, приблизился весьма невысокий гражданин индийской национальности, кругленький, с напомаженными усами, сам намасленный, волосы набриолинены, воплощенное дружелюбие!
— Вечер добрый! — Лицо его озарила широкая улыбка. — Вижу, люди нездешние. Откуда вы будете?
— Из Москвы, — отвечаем мы.
— О, Россия!.. Горбачёв!.. Перестройка!!! Знаю-знаю! Надолго к нам?
— Завтра — последний день…
— Так давайте я вас покатаю по городу, покажу наш Дели, — он говорит на хорошем английском языке. — Не можете ведь вы покинуть нас, не посетив знаменитое место кремации выдающихся политических деятелей Индии? Увидите прославленный минарет Кутб-Минар, Красный форт и колонну из нержавеющего железа… Я моторикша. Вот моя машина. В восемь утра буду ждать вас у входа в отель!.. С утра до позднего вечера четыреста рупий вас устроит? Тогда — привет, — сказал этот славный мужичок и растворился в воздухе.