Небесные всадники
Шрифт:
Лейла бросилась к сундукам: её шёлковые шарфы, её пояски – всё исчезло.
– Позови Салахада, – велела она.
Служанка согнулась в поклоне, пробормотала:
– Его высочество не желает с вами видеться. Он так и сказал: «Передай, что я её видеть не хочу!»
Лейла вздохнула несколько раз, затем, сложив руки на груди, обиженно сказала:
– Ну и отлично: пусть дуется, сколько пожелает.
Кивком указала служанке на валяющиеся на ковре украшения.
– Возьми их, разбери, сложи бусины в мешочек и принеси мне.
Служанка принялась собирать с ковра бусы и браслеты. Лейла
Она побродила по отведенным ей покоям, перебрала свои вещи, села писать письмо своей подруге Валиде и через некоторое время обнаружила, что с подробного описания увеселений, принятых при багрийском дворе, переключилась на нечто совсем другое…
Лейла не могла доверить бумаге то, что действительно беспокоило её, о чем ей хотелось поговорить с подругой. Валида находилась при дворе в качестве гарантии послушания её отца, знаменитого полководца Джаффы ар Саида, который хоть и не выиграл ни одной крупной битвы, был крайне уважаем всеми камайнскими солдатами. Возжелай он власти, он бы её получил. Но ар Саид, кажется, к ней не стремился и предпочитал прозябать на границе с Ханьской империей, охраняя и сопровождая караваны, пока его дочь томилась заложницей при дворе халифа. Сообщить Валиде тайну означало подвергнуть девушку опасности.
Лейле вспомнилось, как «дядюшка Джаффа», как она называла отца подруги, баловал свою дочь, когда ненадолго возвращался с границ. Как искренне улыбался ей, из-за чего от его глаз разбегались лучики-морщинки. А ещё у него на шее болталась целая связка амулетов, звеневшая при ходьбе. Ханьцы дарили ему эти безделушки, и не носить их было бы оскорблением. В задумчивости Джаффа ар Саид начинал перебирать амулеты, пропуская их сквозь пальцы.
Лейла шмыгнула носом, расстроившись от воспоминаний о подруге, и забросила письмо. Принялась сочинять сказку про прекрасную принцессу с другой планеты, с синей кожей и фиалковыми глазами, которую похитил злобный гном. Лейла мстительно сделала его ярко-рыжим. Спасать бедняжку отправились два принца: её прекрасный возлюбленный и брат, тоже прекрасный, только не очень умный. Пока принцы шли к башне через Ужасный лес, Зловонные болота, Орлиные горы и Печальные пустыни, принцесса перевоспитывала злобного гнома. Тот оказался не таким уж и злобным, хотя, конечно, прекрасный принц был гораздо лучше…
Лейла так увлеклась, что не услышала стука в дверь. Стук повторился, и девушка, недовольная, что её отвлекают, воскликнула:
– Войдите!
Вошел Салахад, угрюмо уставился на Лейлу.
– Что ты натворила?
– Я всё поняла, – ответила она устало. – Я всё поняла, я раскаиваюсь, я разлюбила, только отстань ты от меня, ради всех Всадников!
Перо царапнуло бумагу.
– Не будешь больше дурить?
– Не буду… – шмыгнула носом Лейла.
Салахад раскрыл объятья.
– Иди ко мне, сестрёнка.
Лейла прижалась к сильному плечу, прикрыла глаза и затихла, неожиданно поняв, что объятья любимого брата не дают больше ощущения защищенности. Ведь он продал её ради политических интересов, и глазом не моргнув.
Амиран, громко хлопнув дверью, влетел в спальню брата. Он почти бегом преодолел приемный покой, не отвечая на поклоны дежуривших
Исари, полулежавший в постели, оторвался от книги, которую читал, и вопросительно посмотрел на Амирана.
– Что случилось?
– Ты ещё спрашиваешь, что случилось? – Амиран нервно улыбнулся. – Ты… двуличная сволочь!
– Сволочь? – переспросил Исари. – Мы, кажется, вчера обсудили причины, по которым ты не можешь жениться на камайнской принцессе.
– При чём здесь вообще Лейла? Она лишь жертва твоей двуличности! – возразил Амиран. – Сколько я себя помню, ты беспрестанно ноешь, каким тяжким бременем легла на твои плечи власть… И что я узнаю?
– И что же ты узнаешь? – спросил царь, со вздохом откладывая книгу и вставая.
– Я узнаю, как… Вернее, от чего умер мой отец.
Исари мягко улыбнулся, опёрся левой рукой о спинку кровати.
– Что ж, я рад, что ты это знаешь, Амиран.
– Я потерял последние остатки уважения к тебе. Ты трусливая, лицемерная тварь! Так боялся потерять власть, что убил собственного отца.
Исари покачал головой и тяжело опустился в массивное кресло. Амиран с интересом изучал его фигуру, в кои-то веки не скрытую под многослойными одеждами. Взгляд цесаревича остановился на руках брата – слабых, испещрённых едва заметными шрамами.
– Кто сказал тебе об этом? Иветре? Кто-то из гелиатской миссии?
– Аче и Константин.
– Да? Так даже лучше. Я всегда чувствовал вину пред тобой. Я был скверным братом и отвратительным опекуном…
Амиран встал за царским креслом и сказал:
– Я мог бы сейчас убить тебя. За то, что ты лишил меня отца. Корона… да бездна с ней, с короной, но отца я тебе не прощу!
– Ты думаешь, я сам могу себе это простить? Я… не всегда владею собой. Они ведь рассказали тебе? Эта сила… – Исари поднял вверх руку и медленно сжал пальцы, будто пытаясь удержать что-то эфемерное. – Она приходит извне в моменты, когда я не владею собой. Если я её не выплесну, я просто умру на месте.
Амиран подумал, как легко мог бы задушить сейчас брата. Уставшего, не спавшего ночь, слабого… Это было бы легко и в то же время невозможно.
– Ты не хотел его убивать?
– Нет. Это действительно несчастный случай. Теперь тебе известна его первопричина.
Братья помолчали, не глядя друг на друга.
– Вчера вечером мы расстались друзьями, – нарушил тягостное молчание Исари. – Как я могу доверять тебе, если всего одна ночь и один разговор превратили тебя в моего врага?
Амиран вздохнул. Почему всё не может быть просто?
– Ты сам не даёшь мне стать тебе другом. Вечно придираешься, не доверяешь. Неужто ты до сих пор ревнуешь меня к отцу? Как маленький. Да он и не любил меня никогда! Это ты – сын, наследник. А я так, байстрюк. Случайная ошибка!
Не осознавая, что делает, Исари поднял руку и ударил наклонившегося Амирана по щеке. Это был первый раз, когда он поднял на кого-то руку. Исари даже оружия никогда толком не держал. Пощёчина вышла легкой, почти девичьей, но Амиран ответил, применив всю свою силу. Голова Исари мотнулась из стороны в сторону, губы искривила злая, уродливая усмешка.