Небесный фермер. Среди планет. Космическое семейство Стоун (сборник)
Шрифт:
Из люка с соседней палубы выплыла стюардесса, оттолкнулась носком ноги, удержалась рукой за центральную опору и повисла в воздухе в позе ласточки, глядя на нас сверху. Смотрелась она весьма симпатично – если бы я был в состоянии это оценить.
– Как самочувствие? – весело спросила она.
Дурацкое замечание, но, полагаю, обычное для медсестер. Кто-то застонал, а в другом конце отсека заплакал младенец.
Стюардесса подплыла к миссис Тарбаттон и спросила:
– Теперь можете позавтракать. Чего бы вы хотели? Яичницу?
Я стиснул зубы и отвернулся, желая
– Гм… мисс… – сказал я, когда она закончила с миссис Тарбаттон.
– Эндрюс.
– Мисс Эндрюс, кажется, я передумал насчет того укола от тошноты.
– Без проблем, дружок, – улыбнулась она и, достав из маленькой сумки на поясе инъектор, сделала мне укол.
Кожу обожгло, и на мгновение мне показалось, что со съеденной конфетой я все-таки расстанусь. Но потом все улеглось, и я почувствовал себя почти счастливым – насколько это было возможно в данной ситуации.
Покинув меня, стюардесса сделала уколы еще нескольким, которые до этого храбрились так же, как и я. Миссис Тарбаттон получила другой укол, полностью лишивший ее чувств. Один или двое смельчаков отстегнулись и поплыли к иллюминаторам. Я решил, что чувствую себя достаточно хорошо, чтобы попробовать тоже.
Плавать в невесомости оказалось не столь легко, как можно было бы подумать. Отстегнув ремни, я сел – больше в мои планы ничего не входило. Внезапно я обнаружил, что неуправляемо барахтаюсь в воздухе, отчаянно пытаясь за что-либо ухватиться.
Перекувырнувшись, я врезался затылком в нижнюю сторону палубы рубки управления и увидел звезды – не те, что в иллюминаторах, а у себя в голове. Затем палуба с койками на ней начала медленно приближаться ко мне.
Я сумел схватиться за какой-то ремень и затормозить. Койку, к которой он относился, занимал некий маленький толстячок.
– Извините, – сказал я.
– Ничего страшного, – ответил он и отвернулся, словно мое присутствие крайне ему не понравилось.
Оставаться там я не мог, но не мог и вернуться к собственной койке, не хватаясь за ремни других занятых. Снова оттолкнувшись, на этот раз очень мягко, я сумел за что-то удержаться, ударившись о противоположную палубу.
Вся она была усеяна скобами и тросами. Не отпуская рук, я подтянулся по-обезьяньи к одному из иллюминаторов.
И впервые увидел Землю из космоса.
Не знаю, чего я ожидал, но явно не этого. Земля выглядела в точности так же, как в учебнике географии или, может быть, даже скорее, как в заставках телевизионной станции Супра-Нью-Йорк. И все же она отличалась. Пожалуй, разница была примерно такая, как между описанием хорошего пинка под зад и настоящим пинком.
Не на словах, а вживую.
Прежде всего, она не располагалась в точности по центру, как на телевизионном экране, но касалась края иллюминатора, а корма корабля вырезала из нее большой кусок Тихого океана. И она двигалась, уменьшаясь в размерах. Пока я висел у иллюминатора, она уменьшилась примерно вдвое, становясь все более круглой. Колумб был прав.
Земля медленно
Зрелище было столь прекрасным, что у меня перехватило дыхание. Мне хотелось протянуть руку и дотронуться до Земли.
А позади нее сияли звезды, более яркие, крупные и многочисленные, чем можно увидеть с антарктической базы Литтл Америка.
Вскоре вокруг столпилось больше народу, желавшего взглянуть на Землю. Матери пытались успокоить отчаянно толкающихся детей и сами делали глупые замечания. В конце концов я вернулся на койку, пристегнулся одним ремнем, чтобы не уплыть, и погрузился в размышления. Стоило гордиться тем, что ты родом со столь большой и прекрасной планеты. Внезапно я сообразил, что так и не видел ее всю вблизи, несмотря на все путешествия, которые мы совершали на уроках географии, поездку на скаутский слет в Швейцарию и отдых в Таиланде вместе с Джорджем и Энн.
И теперь я знал, что никогда больше не увижу Землю, отчего мне стало весьма грустно.
Подняв взгляд, я обнаружил стоящего передо мной парня.
– Что с тобой, дорогой мой Вильям? – спросил он. – Тошнит?
Это оказался тот самый балбес Джонс. Меня словно обухом по голове ударило. Если бы я знал, что он собирается эмигрировать, я бы дважды подумал, прежде чем решаться на такой шаг.
Я спросил его, откуда он взялся.
– Естественно, оттуда же, откуда и ты, – ответил он. – Я задал тебе вопрос.
Я сообщил ему, что меня вовсе не тошнит, и поинтересовался, с чего у него вообще возникла столь дурацкая мысль. Схватив меня за руку, он повернул ее так, что стала видна красная точка от укола, и рассмеялся. Я отдернулся.
Снова рассмеявшись, он показал свою руку, на которой тоже была красная точка.
– С каждым случается, – сказал он. – Не тушуйся.
Помолчав, он добавил:
– Идем поглядим, что тут и как, пока нас снова не заставили пристегнуться.
Я последовал за ним. Он был не из тех, кого я выбрал бы себе в друзья, но, по крайней мере, хоть какое-то знакомое лицо. Мы добрались до люка, ведшего на следующую палубу, и я уже собирался в него вплыть, но Джонс меня остановил.
– Пойдем в рубку управления, – предложил он.
– Что? Да нас же туда не пустят!
– Попытка не пытка. Идем.
Мы вернулись назад и преодолели короткий коридор, заканчивавшийся дверью с надписью: «РУБКА УПРАВЛЕНИЯ – ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!» Кто-то написал ниже: «Это к тебе относится!!!», а кто-то еще добавил: «К кому? Ко мне?»
Джонс попробовал открыть дверь, но та оказалась заперта. Рядом была кнопка, и он на нее нажал.
Дверь открылась, и мы оказались лицом к лицу с человеком с двумя полосками на воротнике. Позади него сидел мужчина постарше и с четырьмя полосками.