Небесный фермер. Среди планет. Космическое семейство Стоун (сборник)
Шрифт:
Я оделся и вышел.
Отец мучился с ужином – в буквальном смысле этого слова. Он даже каким-то образом умудрился обжечь в микроволновке большой палец. Мне пришлось выбросить всю его стряпню за исключением салата. Набрав новых продуктов, я занялся готовкой. Мы оба молчали.
Я накрыл стол на троих, и отец наконец подал голос:
– Лучше на четверых, Билл. Сам знаешь – у Молли есть дочь.
Я выронил вилку:
– Молли? В смысле – миссис Кеньон?
– Да. Разве я не говорил? Хотя нет – ты так и не дал мне
Естественно, я знал секретаршу отца. Знал и ее дочь – двенадцатилетнюю избалованную малявку. Отчего-то при упоминании миссис Кеньон поступок отца показался мне еще более неприличным. Она даже присутствовала на похоронах Энн, и ей хватило наглости расплакаться.
Теперь я понял, почему она была столь общительна со мной, когда я появлялся в конторе отца. Она уже тогда положила глаз на Джорджа.
Я молчал. Что тут скажешь?
Когда прибыли гости, я вежливо поприветствовал их, после чего скрылся, сделав вид, будто вожусь с готовкой. Ужин прошел в достаточно странной обстановке. В основном беседовали отец и миссис Кеньон, а я отвечал, когда ко мне обращались. Я не слушал их, все еще пытаясь понять, как он мог так поступить. Малявка пару раз заговаривала со мной, но я быстро поставил ее на место.
После ужина отец предложил всем нам сходить в кино. Я отказался под предлогом, что все еще собираю вещи. Они ушли.
Я все думал и думал. И с какой бы стороны ни пытался взглянуть, ничего хорошего не видел.
Сначала я решил, что вообще не полечу на Ганимед, если полетят они. Отец лишил бы меня содержания, но я бы тяжко трудился и выплатил все долги – я не собирался быть им хоть чем-то обязанным!
Потом я в конце концов понял, почему отец так поступил, и почувствовал себя лучше, хоть и ненамного. Слишком высока была цена.
Отец вернулся поздно, один и постучал в мою дверь. Дверь была не заперта, и он вошел в комнату:
– Ну, сынок?
– Что «ну»?
– Билл, я знаю, что это оказалось сюрпризом, но тебе придется пережить.
Я рассмеялся, хотя мне было вовсе не весело. Пережить! Может, он и мог забыть Энн, но я – никогда.
– А пока, – продолжал отец, – мне хотелось бы, чтобы ты вел себя прилично. Надеюсь, ты понимаешь, насколько ты был с ними груб, – разве что не плюнул им в лицо?
– Я? Груб? – возразил я. – Разве я не приготовил для них ужин? И не был вежлив?
– Не более вежлив, чем выносящий приговор судья. И столь же дружелюбен. Стоило бы дать тебе крепкого подзатыльника, чтобы вспомнил о хороших манерах.
Вероятно, вид у меня был чересчур упрямый, поскольку отец сказал:
– Ладно, забудем. Со временем, Билл, ты сам поймешь, что это была не такая уж плохая мысль. Пока же все, о чем я тебя прошу, – прилично себя вести. Я вовсе не требую бросаться им на шею, но настаиваю, чтобы ты оставался таким же вежливым и дружелюбным, как обычно. Попробуешь?
– Ну… наверное. Слушай, пап, зачем надо было
Отец несколько смутился:
– Моя ошибка. Возможно, я предполагал, что ты затеешь скандал, и оттягивал до последнего.
– Но если бы ты просто сказал, я бы все понял. Я же знаю, почему ты хочешь на ней жениться…
– Да?
– Мне следовало догадаться, когда ты упомянул правила. Чтобы мы могли полететь на Ганимед, ты должен быть женат.
– Что?
– Разве нет? – удивился я. – Ты же сам говорил, что…
– Ничего я такого не говорил!
Отец замолчал, глубоко вздохнул и медленно продолжил:
– Билл, возможно, у тебя и впрямь возникло такое впечатление – хотя меня это вовсе не радует. А теперь объясняю ситуацию, как она есть: мы с Молли женимся вовсе не для того, чтобы эмигрировать. Мы эмигрируем потому, что женимся. Возможно, ты еще слишком юн, чтобы понять, но я люблю Молли, и Молли любит меня. Если бы я захотел остаться, осталась бы и она. Но поскольку я хочу лететь, она тоже хочет. Ей вполне хватает ума сообразить, что мне нужно полностью порвать с прошлым. Понимаешь?
Я ответил, что, пожалуй, да.
– Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – отозвался я.
Отец повернулся, собираясь уйти, но я позвал его:
– Джордж…
Он остановился.
– Значит, Энн ты больше не любишь? – вырвалось у меня.
Отец побелел, сделал шаг и снова остановился.
– Билл, – медленно проговорил он, – я уже несколько лет не поднимал на тебя руку, но сейчас впервые хочется задать тебе хорошую трепку.
Мне показалось, что он так и поступит, и я решил, что, если он попробует меня тронуть, его ждет сюрприз, какого еще ни разу не бывало в его жизни. Но он даже не подошел ко мне, лишь закрыл за собой дверь.
Я снова принял душ, в чем на самом деле не нуждался, и лег в постель. Вероятно, пролежал целый час, думая о том, что отец хотел меня ударить, и жалея, что рядом нет Энн, которая могла бы подсказать, что делать. Наконец я включил пляшущие огоньки и таращился на них, пока не отрубился.
За завтраком мы оба молчали и почти ничего не ели.
– Билл, – наконец произнес отец, – хочу попросить у тебя прощения за свои слова вчера вечером. Ты не сделал и не сказал ничего такого, за что я мог бы поднять на тебя руку, и я не имел права так говорить или даже думать.
– Ладно, все в порядке, – ответил я и, помолчав, добавил: – Мне тоже не стоило говорить того, что я тогда сказал.
– Ты имел на это полное право. Мне просто грустно оттого, что у тебя возникла подобная мысль. Билл, я никогда не переставал любить Энн и никогда не буду любить ее меньше.
– Но ты же… – Я не договорил. – Не понимаю.
– Вряд ли стоило рассчитывать, что поймешь. – Отец встал. – Билл, церемония в пятнадцать часов. Можешь одеться и быть готовым за час до этого времени?