Небесный король
Шрифт:
Бедолага Федотов покорно согласился. Отчитав бойца, медсестра Катя сразу ушла из палаты и Антон снова остался один. От нечего делать он стал смотреть в большое окно, за которым раскинулся парк. Госпиталь расположился в усадьбе какогото помещика, после революции сбежавшего за кордон. Здание было красивое, трехэтажное с большими белыми колоннами у входа и двумя одинаковыми флигелями. Палата, где лежал Антон, находилась в правом. Все окна палаты выходили на живописный парк, посаженный и выпестованный садовниками прежнего хозяина усадьбы. Несмотря на войну и позднюю осень парк неплохо сохранился и еще являл собой великолепное зрелище. Вековые деревья, вернее те из них, что не пошли пока на дрова, а какимто чудом пережили трудное время, красовались перед людьми своими раскидистыми кронами. Несмотря на то, что листва уже почти везде облетела, деревья казались попрежнему величественными. Отдавало от них за версту характером прежнего хозяина, который, как поговаривали, был помещик знатный и богатый. Находясь здесь, все бойцы както незаметно менялись на время, словно забывали о войне, что ли. Те, что постарше, чаще вспоминали о доме и молодых годах, когда гуляли со своей зазнобой гдето под такими же деревьями, целовались. Молодежь, не имевшая опыта ни в чем, кроме войны, только смотрела на раскидистые кроны и пыталась торопливо осознать чтото неуловимое, словно скрытое за этими деревьями. Антон снова вспомнил про медсестру Катю. «Хорошая девушка, - подумал он, - Надо будет назначить ей свидание на окраине парка, когда буду здоров. Вдруг придет».
Так прошла почти неделя. Антон постепенно выздоравливал. Частенько его навещали Михась с Васькой Сутулым, рассказывали о том, что происходило в полку, расквартированным неподалеку от госпиталя. Немцев уже почти выгнали из Польши и Чехословакии. Бомбардировщики постоянно летали на Берлин, по воздуху до него уже было почти рукой подать. Антон рвался за штурвал истребителя, но главный военврач Николаев пока отказывался выписывать его, поскольку рана Антона заживала плохо - слишком долго находилась в антисанитарных условиях, как он сказал. Антон согласился, добавив, что выздоровление идет медленно еще и потому, что его организм рос в условиях плохой экологии, но военврач Николаев его не понял. Как бы там ни было, пока Антон валялся в госпитале, пил чай, иногда тайно спирт с Михасем, и наблюдал за медсестрой Катей, которая после инцидента со всеобщей выпивкой стала появляться в палате намного реже. Заходила только перевязать легкораненых и прибраться в палате. Бойцы сразу заметили в ней эти перемены и решили, что молоденькая медсестра на них обиделась. Посовещавшись всей палатой, решили прекратить пить спирт в дневное время, а боец Федотов даже решил бросить курить махорку, от которой Катя иногда кашляла. Только Антону казалось, что дело совсем не в спирте. Однажды, когда ему уже разрешили ходить и даже гулять по парку, он встретил Катю в коридоре. Она шла усталая, держа в руках сумку с вещами. Плечи ее казались обвисшими, но глаза были попрежнему живыми.
– Здравствуйте, товарищ Катя.
– сказал Антон.
Девушка остановилась и несколько секунд молчала, словно собиралась с мыслями, которые блуждали гдето не здесь.
– Здравствуйте, товарищ лейтенант.
– сказала он потухшим голосом.
– Вы устали?
– Немного, если честно. Помогала на операции. Танкисту ампутировали ногу.
– Да, - сказал Антон, - девушке на это смотреть нежелательно. А вы, кстати, не зовите меня «товарищ лейтенант», какая разница в каком я звании. Мы ведь с вами, наверное, ровесники.
– Вы старше выглядите.
– Да, жизнь моя не сахар, хотя, честно говоря, я вообще еще не родился.
Катя подняла на него непонимающие глаза. Антон сообразил, что сказал лишнее и попытался исправить ситуацию.
– В том смысле, что вот выйду я из госпиталя и начнется у меня совсем новая жизнь. Катя, да вы сейчас уставшая, можно я вас провожу и помогу донести вещи, все легче будет.
Катя внимательно посмотрела на него и сказала:
– Можно, товарищ лейтенант. Только я далеко, за парком на окраине города живу. Вам, наверное, еще туда нельзя ходить, еще простудитесь.
– Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, - подбодрил ее Антон, - давайте вашу сумку, Катя. И показывайте дорогу.
Они спустились по широкой лестнице бывшего особняка, на которой курили выздоравливающие бойцы, и вышли в сад. На улице, несмотря на конец осени, было довольно тепло. Медленно побрели по центральной аллее, а затем свернули на узкую дорожку, ведущую к калитке на окраине парка. Антон усиленно размышлял о чем бы рассказать девушке, чтобы занять ее разговором, и в то же время не наскучить пустой болтовней. Ему показалось, что Катя не любит пустобрехов. Но она первая задала вопрос, который поверг его в изумление.
– А вы, товарищ лейтенант, говорят, уже за многими медсестрами ухаживали?
Антон даже сумку чуть не выронил от удивления. Но потом все же взял себя в руки и промямлил:
– Это кто же, интересно, говорит?
– Да так, случайно слышала, как товарищи ваши рассказывали о ваших подвигах на любовном фронте.
Антон даже покраснел, чего с ним раньше никогда в жизни не бывало при охмурении какойнибудь девушки. Да, эта медсестра сумела его одним ударом выбить из седла. И, кроме того, он никак не ожидал от этого хрупкого создания такой смелости в ближнем бою.
– Да как вам сказать, Катя, - пробормотал Антон, - ухаживатьто конечно ухаживал, да только это все так было, несерьезно… Ну шутки ради.
– Вы, значит, шутить любите, товарищ лейтенант.
– проговорила Катя не без сарказма, - Да, почти так о вас друзья и говорили. Лейтенант Гризов - это веселый парень и большой мастер увлекать девушек своими рассказами.
Антон опять замолчал. Нет, эта девушка его определенно видела насквозь, и от этого становилось както зябко и не очень уютно. Антон словно бы стеснялся своих мыслей, хотя надо сказать, в них не было ничего особенно предосудительного. Они прошли молча еще метров сто. Потом Катя снова заговорила:
– Да вы не пугайтесь, товарищ лейтенант. Вы ведь с немцами в бою, наверное, не в пример смелее. Я ведь не кусаюсь. А что про подвиги ваши слышала, так это же случайно получилось. Могла ведь и не узнать.
– Да уж, - пробормотал Антон, - Вы меня, Катя, теперь наверное завзятым бабником считаете. В общем, если честно, так оно и есть на самом деле. Вернее было. Но если хотите, я могу к вам больше не подходить.
Он даже остановился от обиды на самого себя. Катя взглянула ему в лицо и улыбнулась.
– Ну вы хоть сумкуто мою до калитки донесете?
Антон послушно двинулся вперед. У Калитки он отдал девушке сумку и не оборачиваясь пошел в сторону госпиталя. Катя его окликнула.
– Товарищ лейтенант, - крикнула он в след, - Вы не обижайтесь. Я завтра рано с утра опять на операции помогать буду. А потом заходите.
Назавтра Антона вызвали к главвоенврачу. Николаев сообщил ему, что здоровье его уже почти на уровне нормы, еще дватри дня, и Антона отправят в полк. Но уже сегодня с ним хочет переговорить майор Шелегов из особого отдела, который ждет его через пятнадцать минут в кабинете помощника начальника госпиталя. Никакого майора Шелегова, тем более из особого отдела, Антон никогда в жизни не знал, но армия есть армия. Отдан приказ - надо идти беседовать. Только вот о чем пойдет беседа, он и предположить не мог. Вообще, встреча с особым отделом никогда не сулит ничего хорошего, а на войне особенно, поэтому Антон особенно не радовался предстоящему рандеву. Но делать нечего, выкурив на лестнице папиросу, лейтенант Гризов отправился в кабинет помощника начальника госпиталя. Постучавшись и услышав утвердительный ответ, Антон вошел в кабинет. За массивным столом, скорее всего оставшимся от прежнего владельца усадьбы, сидел невысокий человек в форме сухопутного майора и дымил папиросой.
– Разрешите войти?
– спросил Антон.
– Входите, если не ошибаюсь, вы - лейтенант Гризов?
– спросил сидящий.
– Так точно, - ответил Антон, - лейтенант сто сорок первого истребительного полка Антон Гризов.
– Садись, лейтенант, - указал майор на стул, а сам встал и прошелся по кабинету, - разговор у нас будет неожиданный. Через пару дней, как сказал главвоенврач, тебя выпишут и отправят обратно в полк, за штурвал истребителя.
– Так точно.
– подтвердил Антон, пока еще не понимая куда клонит майор.