Небесный лабиринт. Искушение
Шрифт:
Мать настояла на том, чтобы пригласить Еву Мэлоун. В этом не было ничего хорошего. Ева жила в монастыре и знала все секреты монахинь. Кое-кто в школе говорил: посмотрите, мать Фрэнсис никогда не ругает свою любимицу. Другие заявляли, что монахини вынуждены держать ее из милости, а потому относятся к ней хуже, чем к другим девочкам, родители которых что-то жертвуют на содержание монастыря Святой Марии.
Ева была маленькая и смуглая. Временами она напоминала эльфа; ее острые глаза вечно зыркали туда и сюда. Бенни ее и любила и не любила одновременно. Она завидовала ее быстроте,
Когда однажды школьниц повели на прогулку, Ева показала им один коттедж и сказала, что он был ее домом. Он стоял в гуще домиков, каждый из которых окружал низкий каменный забор. Оттуда было удобно смотреть на раскинувшуюся внизу заброшенную каменоломню. Ева сказала, что когда она станет старше, то будет жить как захочет, не позволит приносить себе молоко, которое оставляют у двери, и не будет пользоваться вешалками. Свою одежду она будет класть прямо на пол, потому что ей так нравится.
Некоторые девочки слегка испугались. Никто не подтвердил рассказ Евы, но никто и не опроверг его. Ева была странная. Она могла придумать что угодно, а когда ей верили, говорила: «Обманули дурака на четыре кулака!»
Бенни не хотела приглашать Еву, но мать впервые в жизни настояла на своем.
— У этой девочки нет дома. Она должна прийти к тебе на праздник.
— Мама, у нее есть дом. Она может бегать по всему монастырю.
— Это не то же самое. Бенни, она придет к тебе. Больше я повторять не буду.
Ева прислала в ответ очень вежливое письмо и сообщила, что с удовольствием принимает приглашение.
— Они научили ее красиво писать, — похвалил Еву отец Бенни.
— Они решили сделать из нее леди, — сказала мать. Но никто из родителей не объяснил, почему это так важно.
— Когда у Евы бывает день рождения, ей дарят только образки и сосуды для святой воды, — сообщила Бенни. — Понимаете, у монахинь больше ничего нет.
— О господи, от этого кое-кто перевернется в гробу на кладбище под тисами, — сказал отец Бенни, тоже не объяснив, почему.
— Бедный ребенок, — вздохнула мать.
— Она что, тоже родилась в среду, как Патси? — захлопала глазами Бенни.
— Почему ты так решила?
— Ребенок, который родился в среду, всегда будет несчастным, — как попугай, повторила девочка.
— Чушь, — отмахнулся отец.
— А в какой день родилась я?
— В понедельник. В понедельник, восемнадцатого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года, — сказала мать. — В шесть часов вечера.
Родители обменялись взглядами, очевидно, вспоминая, как долго они ждали своего первого и, как выяснилось впоследствии, единственного ребенка.
— Ребенок, родившийся в понедельник, бывает красивым, — состроила гримасу Бенни.
— Что ж, это верно, — откликнулась мать.
— Нет никого красивее Мэри-Бернадетты Хоган, почти десятилетней местной прихожанки, — сказал отец.
— У настоящих красавиц бывают светлые волосы, — проворчала Бенни.
— У тебя самые красивые волосы на свете. — Мать провела рукой по ее длинным каштановым локонам.
— Значит, я действительно красивая?
Родители заверили Бенни, что она просто красавица, и девочка решила, что ей купят платье. Сначала она немного волновалась, но теперь была в этом уверена.
На следующий день даже те школьницы, которых не пригласили на праздник, поздравили ее с днем рождения.
— Что тебе подарят?
— Не знаю. Это сюрприз.
— Может быть, платье?
— Да, я думаю, это будет платье.
— Давай, рассказывай.
— Еще не знаю, честное слово. Я увижу его только на дне рождения.
— Его купили в Дублине?
— Наверное.
Внезапно Ева сказала:
— Его могли купить и здесь. В магазине мисс Пайн полно нарядов.
— Не думаю, — помотала головой Бенни.
Ева пожала плечами.
— О'кей.
Другие девочки ушли.
Бенни повернулась к Еве.
— Почему ты сказала, что его купили у мисс Пайн? Ты ничего не знаешь.
— Я сказала «о'кей».
— А тебе самой когда-нибудь покупали платье?
— Да. Однажды мать Фрэнсис купила мне платье у мисс Пайн. Не думаю, что оно было новое. Наверное, кто-то вернул его, потому что в нем что-то было не так.
Ева не оправдывалась. У нее горели глаза; она была готова все объяснить, еще не выслушав обвинения.
— Ты этого не знаешь.
— Нет, но догадываюсь. Матери Фрэнсис просто не хватило бы денег на новое.
Бенни посмотрела на нее с уважением и смягчилась.
— Ну, я тоже не знаю. Только думаю, что они купят мне то красивое бархатное. Но могут и не купить.
— Они все равно купят тебе что-нибудь новое.
— Да, но в бархатном я была бы красавицей, — ответила Бенни. — В бархатном платье все бывают красавицами.
— Не думай об этом слишком много, — предупредила Ева.
— Может быть, ты права.
— Спасибо за приглашение. Я не знала, что нравлюсь тебе, — сказала Ева.
— Да, нравишься. — Бедная Бенни покраснела.
— Хорошо. А ты не передумаешь, когда узнаешь меня лучше?
— Нет! Ни за что! — чересчур поспешно воскликнула Бенни.
Ева долго смотрела на нее в упор.
— Ладно, — сказала она. — Увидимся днем.
Утром по субботам девочки ходили в школу. Когда в половине первого прозвучал звонок, все высыпали в школьные ворота. Все, кроме Евы, которая пошла на монастырскую кухню.
— Перед уходом тебя придется накормить повкуснее, — сказала сестра Маргарет.
— Люди не должны думать, что, когда девочка из монастыря Святой Марии приходит к кому-то на чай, она ест все подряд, — добавила сестра Джером. При Еве данную тему старались не затрагивать, но для сестер это было большое событие. Их воспитанницу впервые пригласили на праздник. За нее радовался весь монастырь.