Небесный Суд III
Шрифт:
Никита сидел на диване и читал газету.
– Тебе обязательно ехать? У тебя прекрасный повод пропустить эту встречу. Ты беременна.
– Ну, мы каждые пять лет собираемся. Через пять лет я повезу туда показать сына. И не беспокойся. Поезд – не самолёт и не автобус. Что с ним может случиться? – Вероника догладила платье.
– Случиться может что угодно и тогда, когда этого не ожидаешь. Ну ладно, будем надеяться на лучшее.
– Счастливый отец, – сказал Андрей, глядя на экран.
– Отец? –
– Что ты хочешь сказать? Моя бывшая жена нагуляла ребёнка?
– Внимание на экран, – сказала Морфея.– Это запись девятимесячной давности…
– Надеюсь, ты не будешь показывать процесс зачатия?
– Не буду. Хотя в этом зачатии нет ничего такого, что тебе противопоказано видеть.
На экране появилась Вероника со своей подругой.
– Знаешь, – говорила Вероника своей подруге, держащей на руках годовалого младенца. – Уже год как мы с Никитой в браке и не предохраняемся, а ребёнка всё нет.
– Так сходите к врачу. Проверьтесь.
– Я проверилась. У меня всё в порядке. А если у Никиты вообще не может быть детей?
– Ну так хотя бы будете знать.
– Есть ещё один вариант, но я всё на него не решусь. Когда мы с Андреем только поженились и решили, что дети пока не ко времени, мы сдали генетический материал. Это как-то неестественно. И что я скажу Никите, вдруг он узнает?
– А ничего не говори. Ребёнок твой. Ему и в голову не придёт.
– А если он знает, что у него детей быть не может?
– Тогда он преступник. Он обязан был тебе об этом сообщить. А ты ничего и знать не знаешь. Родила и всё. В крайнем случае скажешь, что может от Андрея, как то сохранилось. Такие случаи были. Пусть генетический анализ сделает. Ну, так Бог решил. Не будет же он к покойнику ревновать? Решай, подруга. Дети – всегда счастье… когда здоровые.
– Это мой ребёнок? – вскричал вскочивший со стула Андрей.
– Твой. Но искусственное зачатие святым тебя не сделает.
– Кошмар… Вернее, счастье. Я буду папой.
– Ты знаешь… В том, что говорит инспектор, есть много правды и справедливого. Что-то в нашем отделении пошло не так.
Картина 4.
Володя – хлипкий, рыжий, сутулый парень двадцати трёх лет, вошёл в большой зал в окружении двух высоких, крепких мужчин в сером одеянии.
Его провели и предложили сесть на стул рядом с адвокатом Вениамином.
Володя сел.
– Слушается дело Владимира Улько, – сказал лысоватый, узколицый председатель и ударил молотком по деревянной подставке. – Владимир Улько скончался, захлебнувшись собственной желчью. Пожалуйста, господин прокурор.
– Господа присяжные заседатели! Обвинение, которое мы будем сейчас рассматривать –
– Протест, господин председатель! – сказал сидящий рядом с Володей его адвокат. – Последним деянием моего подзащитного было спасение ребёнка. Маленькой девочки, из огня, ценой собственной жизни.
– Обоснуйте протест, господин адвокат, – сказал председательствующий.
– Внимание на экран.
На экране побежали нестройные картинки последнего сна Владимира, где он выбросил девочку в дверной проём к пожарному, почему-то одетому в дорожный плащ с полосой-отражателем, и в этот момент его захлестнула волна огня и наступила темнота.
– Господин прокурор? – сказал председательствующий.
– Господин председательствующий, господа присяжные! Это всего лишь сон. Я считаю, что мы должны судить обвиняемого по последнему деянию, совершённому им в действительности.
Володя встал, несмотря на попытки адвоката его удержать.
– Господин председатель, господа присяжные. Попав сюда, я обдумывал свою жизнь, стараясь вспомнить всё хорошее, что я, когда-либо сделал, и понял: я недостоин сектора покоя.
В зале пробежал лёгкий шум. Володя думал, что это шум одобрения сказанных им слов, но потом увидел, что к трибуне медленно приближается полноватый, невысокий мужчина.
Подойдя к трибуне и повернувшись к залу, он сказал:
– Думаю, обвиняемый пока может отдохнуть в своих апартаментах и продолжить раздумья над своей жизнью.
Мужчина говорил тоном, когда возражения кого бы то ни было, не предусматривались.
Двое мужчин в сером вывели Володю из зала, а заседание продолжилось.
– Внимание на экран! – сказал инспектор Иуда Менашевич.
На экране появилась Морфея и господин прокурор.
– Ты один из немногих, которые понимают важность и значение снов, – сказала Морфея.
– Во сне человек искренен, и волнует его то, что волнует на самом деле, а не то, что он пытается показать. Правильно? – ответил ей прокурор.
– Господин прокурор! – обратился Иуда Менашевич к прокурору. – Изменили ли вы с тех пор своё мнение и если да, то под действием каких событий это произошло?
Возникла пауза.
– Может, у вас тогда есть что добавить по делу? – продолжил Иуда Менашевич.
– Нет, господин инспектор.
– А что вы можете добавить по делу, господин адвокат?
– Мне нечего добавить, господин инспектор.
– Тогда, господа присяжные, слово за вами. Прошу также учесть глубокое, никем не подсказанное, раскаяние обвиняемого.