Небесный Триллиум
Шрифт:
— Конечно, мама.
Принц вел себя крайне послушно и уважительно. Он поклонился и поспешил удалиться из зала, чтобы, как он сказал, поскорее сообщить Ралабуну приятные новости.
— Бедный Толо, — сказала Анигель, провожая сына сочувственным взглядом. — На него так повлияло время, проведенное в плену у Орогастуса. Он все еще чувствует вину за то, что поверил лживым обещаниям колдуна сделать его своим наследником и учеником.
— Он был слишком молод, чтобы понимать важность своих поступков, — тихо заметила Великая Волшебница.
Королева покачала головой:
— Ему было уже восемь
— Сделаю все, что смогу, — пообещала Дама Священных Очей, — но боюсь, что исцеление Толо зависит только от времени и от того, попытается ли он сам искупить свою вину.
— В наше полное опасностей время, — сказала со вздохом Харамис, — каждому из нас представится возможность совершить героический поступок, даже юному принцу. Молитесь о том, чтобы оказаться способными на это, сестры. Молитесь сердцами и душами, потому что я не могу избавиться от ощущения, что новая беда настигнет нас очень скоро.
Только после полуночи он рискнул открыть свой железный ящик, который не позволил унести слегам до самого отправления каравана. Он достал мешок, развернул Трехглавое Чудовище и поднял перед собой дрожащими руками. Серебряная корона засверкала в свете стоявшей на тумбочки свечи, и вырезанные на ней ужасные лица словно ожили.
Смеет ли он? Будет ли сопутствовать ему успех?
Блестящая возможность, на которую он и надеяться не смел, возникла словно по волшебству, но удача не могла продлиться долго. Она водрузил корону на голову, сделал глубокий вдох и постарался говорить не запинаясь.
— Трехглавое Чудовище, — прошептал он, — ты принадлежишь мне! Отвечай. Если я получу Трехвекий Горящий Глаз тети Кадии и положу его в Звездный Сундук, будет ли Глаз связан со мной?
Некоторое время ничего не происходило, потом таинственный голос внутри его головы ответил:
Если ты последовательно нажмешь на драгоценные камни внутри Сундука, Глаз будет принадлежать только тебе и убьет любого, кто посмеет прикоснуться к нему без твоего разрешения.
— Глаз будет повиноваться моим приказам?
Будет, если команды будут уместными.
Толивар едва не закричал от восторга.
— Ты можешь сделать меня невидимым, чтобы я пробрался в комнату тети?
Вопрос неуместен.
Принц едва не разрыдался от огорчения. Нет! Только не сейчас!
— Сделай меня невидимым!
Просьба неуместна.
Иногда талисман повиновался ему беспрекословно, особенно если он задавал простые вопросы или просил показать что-нибудь или кого-нибудь, расположенных далеко, но часто он отвечал таким, сводящим с ума, отказом. Его попытки заняться колдовством, которые он предпринимал в хижине на болоте или в другом тайном месте на развалинах Дероргуилы, всегда были робкими и не всегда заканчивались успехом. У Толивара были все основания опасаться своего талисмана. Иногда, по неизвестным причинам, магические силы обрушивались на того, кто их вызвал. Так случилось с Орогастусом, когда Толивар был его заложником. Впрочем, колдун не сильно пострадал.
Толивар не мог упустить такую счастливую возможность, несмотря на опасность.
— Я не поддамся малодушию, — произнес Толивар про себя. — В конце концов, Чудовище сделало меня невидимым, когда я впервые воспользовался им.
Он закрыл глаза, заставил себя дышать медленно, чтобы успокоиться, и снова заговорил с талисманом, тщательно подбирая слова:
— Объясни, как я могу стать невидимым.
Мысленно представь состояние и прикажи перейти в него.
Неужели так просто? Работа талисмана управлялась мыслями, а не словами? Было ли это ключом к успешному овладению колдовством? Мальчик никогда прежде над этим не задумывался. Неужели он применял мысленное представление непреднамеренно, когда команды выполнялись?
Пусть будет так! Пожалуйста, пусть будет так!
Не открывая глаз, Толивар представил, как он сидит на кровати в своей комнате с короной на голове, потом представил, что тело его исчезает, рассеивается словно дым. Он не произнес ни слова, пока воображаемая спальня не опустела.
— Талисман, — произнес он нараспев, — сделай меня невидимым.
Он подождал несколько мгновений и открыл глаза, потом поднес к ним руку.
И не увидел ничего, кроме мебели.
Он подбежал к висевшему над умывальником маленькому зеркалу. В нем ничего не отражалось! Талисман подчинился ему.
Он сел на стул и стянул сапоги, которые мгновенно стали видимыми, стоило выпустить их из рук, потом на цыпочках подкрался к двери и замер, пораженный мыслью, вызванной ставшими видимыми сапогами. Станет ли Горящий Глаз невидимым, когда он возьмет его в руки? А если нет и тетя Кадия проснется и увидит, как он улетает по воздуху, и схватится за кинжал? Если так произойдет, он сам будет ранен или даже убит, пусть и невидимый.
Он проверил догадку, подняв с умывальника серебряный кувшин, и застонал от отчаяния. О ужас! Кувшин оставался видимым, он словно парил в воздухе. Потом он взял себя в руки и представил, как кувшин исчезает. На этот раз он отдал команду мысленно, не произнеся ни слова.
«Талисман, сделай кувшин невидимым».
Принц открыл глаза. Пальцы по-прежнему ощущали гладкую поверхность ручки, мышцы руки чувствовали вес. Осторожно он поставил невидимый кувшин на умывальник. Раздался звон, он моментально отдернул руку, потом дотронулся пальцем до невидимого сосуда. Он был на месте.
Принц почувствовал, что едва сдерживает смех. У него получилось! Даже слова оказались не нужными. Для магии были важны только мысли.
— Это — правда? — Спросил он.
И голос внутри него ответил:
— Да.
Он заставил кувшин стать видимым, потом вышел в коридор и направился к комнате тети Кадии.
Она оставила его, как обычно, рядом с кроватью, но когда проснулась утром, Трехвекий Горящий Глаз исчез, остались только ножны. Ягун поклялся, что никто не входил в комнату, потому что он спал у дверей. Слеги и стражники Цитадели не заметили ничего необычного. Тем не менее Горящий Глаз, несомненно, был украден.
Более того, Трехкрылый Диск Харамис отказался показать, где находится магический меч и кто его украл.