Небесный Триллиум
Шрифт:
— Синдоны, — пробормотала Харамис. Она уже пришла в себя от шока, пригубила вино и съела кусочек печенья.
— Третья планета называется Мертвой Луной. Я не знаю почему. Три Луны соединены между собой и с этим миром виадуками. Два года назад мне удалось бежать по одному из таких загадочных проходов. Не буду говорить как. Странно, но Великий Волшебник Небес не предпринял попыток поймать меня, впрочем, он ведь безумец.
— Почему ты так его называешь?
— Из-за его поведения. Он разговаривает с мертвыми и бранит себя за непонятные грехи. Иногда он находится словно в трансе, не видит ничего вокруг. Все время моего
— Итак, тебе удалось бежать, — перебила она его. — Ты скрывался два года… где?
Но Орогастус с улыбкой покачал головой:
— Я знаю, что ты пытаешься отыскать штаб Гильдии, как и твоя сестра Кадия. К тому времени, как вам удастся это сделать, знания будут бесполезны. Звездная Гильдия была возрождена, чтобы помочь мне добиться великой цели.
Она смотрела на него с печальным лицом.
— Итак, мы подошли к самой сути дела, Магистр Звезды. В чем заключается твоя цель? Ты собираешься со своей Гильдией покорить мир во славу Темных Сил? Варварское заточение, которому ты подверг бедную Ириану, можно расценивать как предупреждение о том, что такая же участь уготована мне, если осмелюсь тебе противостоять?
Вместо ответа он налил вина в бокал и выпил.
— Ты носишь мой портрет, Харамис, — сказал он чуть позже. — Почему?
— Потому что я — дура, — ответила она, — но, несмотря на это, я полна решимости выполнить свой долг как Великая Волшебница Земли и Лепесток Животворящего Триллиума, чего бы это ни стоило. И на этот раз, если долг потребует уничтожить тебя, я не стану медлить.
Она достала из кармана платья портрет, показала его ему, потом одним быстрым движением встала, подошла к камину и швырнула в него изображение в золотой рамке.
Он склонил голову, а когда заговорил, голос его был нетвердым:
— Я люблю тебя, Харамис. Ты должна мне верить. Ты должна мне поверить также, что мои намерения относительно нашего мира не являются преступными или корыстными.
Она стояла спиной к нему и смотрела на обугливающийся портрет.
— Как мне хотелось бы тебе поверить.
— Я многое узнал, пока оставался узником Денби, о смертельно опасном дисбалансе мира, о себе, о причинах моего существования, о тебе. Ты считаешь, что твоя жизнь неразрывно связана с сестрами. Я уверяю, твое предназначение так же далеко от их ничтожных судеб, как солнце — от светящихся червей Гиблой Топи.
Он открыл сумку на ремне и достал из нее Звезду. Цепь засверкала драгоценными камнями, когда он протянул Звезду ей.
— Это — тебе.
Она повернулась, посмотрела на медальон, и ее лицо исказилось от испуга.
— Никогда!
— Вместе мы сможем сохранить мир. Любимая моя Харамис, мы с тобой владеем божественной магией. Мы похожи друг на друга, но не хотим в этом признаться. Посмотри в зеркало. Ты все поймешь по глазам. У Денби Варкура такие же глаза, они такие же у женщины, которую он любил и которая, даже после смерти, помогла мне спастись бегством. Мы — Исчезнувшие! Ты
Харамис ответила лишь через несколько минут:
— Голубая Дама Моря — моя ближайшая подруга, которая обучила меня магии. Она поделилась со мной своими знаниями, поручила мне восстановить равновесие мира, тот хаос, который вызвал ты и твои преступления. Мои сестры заявили, что помогут мне, но я чувствую, что ответственность за это в первую очередь принадлежит мне. В растерянности, разрывающаяся между любовью к тебе и долгом, я отправилась к синдоне, которую называют Учительницей. Она дала мне самое главное наставление: «Любовь допустима, привязанность — нет».
Он улыбнулся и снова протянул ей Звезду на украшенной драгоценными камнями цепи.
— Интригующая загадка, оставляющая мне крупицу надежды.
Но она покачала головой и произнесла едва слышно:
— Я слышала, как Ириана повторяла этот изречение в тот ужасный момент, когда Цветок победил тебя, а Путеводная Звезда похитила из этого мира. Все эти годы, пока я считала тебя мертвым и проклятым за злодеяния, я раздумывала над изречением, пытаясь понять его скрытый смысл. Только теперь, узнав, что ты жив, я обрела новое видение и силу, скрытую в словах Учительницы… в этом загадочном и замечательном изречении, приносящем созерцателю не утешение, а холодное удовлетворение от выполненного долга.
Она подошла к столу, взяла Звезду Нерении Дарал из его рук, бросила на пол и оттолкнула ногой.
— Ты понимаешь смысл загадки, Магистр Звезды?
Он вскочил со стула и схватил ее в объятия с чувством, граничащим с безумием.
— Я понимаю только то, что люблю тебя, а ты любишь меня.
— Да, — сказала она, — я действительно люблю тебя.
Зрачки ее глаз расширились, и в каждом появилась светящаяся точка.
— Харамис! — простонал он, глядя на нее сверкающими звездным светом глазами.
Его первое объятие было болезненным, потом руки его стали ласковыми, он обнял ее за шею, и их губы соединились.
Тишину в комнате нарушал только треск огня в огромном камине. Наконец поцелуй закончился, огонь в глазах потускнел и угас. Они снова видели реальный мир. Он глубоко вздохнул и задрожал. Она впервые произнесла его имя, склонила голову ему на грудь, а он прижался щекой к ее мягким волосам. Так они стояли неподвижно, пока Харамис не освободилась от его объятий и не отошла. Ее лицо было спокойным, могло показаться, что оно выражает легкое сожаление.
— Любовь допустима, — прошептала она, — привязанность — нет.
— Что это значит? — спросил он с тревогой в голосе.
— Это значит, что дальше не будет ничего, Орогастус. Не будет никаких клятвенных посвящений друг другу. Не будет союза с твоей Звездой, самое главное, не будет телесного поклонения, которое подразумевается привязанностью.
— Ты не можешь отрицать существование созданной нами магии! — закричал он, схватив ее за руки. — Харамис! Это только начало. Ты и я…
— Противники, — сказала она, вырвала свои руки из его рук и отвернулась. — Мы противостоим друг другу, как противостояли Исчезнувшие древней Звездной Гильдии. Я — слуга человечества и аборигенов, моим долгом является помощь и наставление посредством магии. Ты и твои последователи поклоняются Темным Силам и не испытывают угрызений совести, если для достижения своих целей приходится прибегать к преступлениям.