Неблагодарная работа
Шрифт:
— Ну, что там? — проговорил Федор Юрьевич.
— Тяжело, — вздохнул князь. Ромодановский развернул письмо пробежался по тексту и сказал:
— Пленных шведов привез. Так. Значит, совсем там Петруше плохо приходится. Гуммерт предал. Говорил я ему, не разумному, бери русских воевод. Так нет, все немцев привлекает. Что мне теперь со шведами делать. Не в казематы же их сажать. Задачу ты задал мне царь-батюшка, ох задачу. Федор Юрьевич замолчал. Дочитал письмо и спросил:
— А что это за гусь такой Андрес Ларсон?
— Золотарь его величества. — Сказал князь
— Карлуса? — уточнил князь-кесарь.
— Да нет Петра.
— Ну, что ж всех шведов, окормя Ларсона, отправь на Кокуй. Ельчанинов хотел, было уже идти, но Ромодановский его остановил:
— Не спеши.
Князь-кесарь подошел к столу. Склонился над листком бумаги. Что-то быстро написал, свернул и протянул конвойному офицеру.
— Отдашь это племяннику Лефорта. А он уж сам решит, как с пленными поступить. А сейчас ступай. Уже у дверей, он вновь остановил князя.
— Пришли сюда этого золотаря, — молвил Федор Юрьевич. — Эко Петруша учудил, — хихикнул он, когда дверь за стрельцом закрылась.
Не знаю, что ощущает человек оказавшийся в царских палатах, где по краям стен стоит вереница лавок, а в самом дальнем конце зала от низких дверей, в которые и войти можно только нагнувшись, стоял резной деревянный позолоченный трон. Но чувства, овладевшие Андресом Ларсоном, были ему немного знакомы. Казалось, что он очутился в кабинете начальника, когда от того ожидаешь всего что угодно. Князь-кесарь тучный человек среднего роста в венгерском кафтане, оглядел его с ног до головы и проговорил:
— Хорош. Ох, хорош. Потом встал с трона и подошел поближе.
— И чего это государь решил тебя в золотари назначить. Не надо не говори, сам понимаю. Я не Петр Алексеевич, о тебе ни чего не знаю, так что прежде чем допустить тебя к твоей службе во дворце, хотел бы узнать о тебе побольше. Так что не стесняйся и рассказывай все. Нет у меня желания в нашей беседе прибегать к помощи заплечных дел мастеров. А они люди такие, что и мертвого смогут разговорить. После этих слов сел на трон.
— Ну, начинай.
«Вот она судьба, — подумал Ларсон, не сводя глаз с Федора Юрьевича, — придется вновь рассказывать ту же самую историю, что я поведал Петру Великому. Как шпион вынужден врать и сочинять. Ладно, тот, это делает, чтобы ввести в заблуждение, но я то должен делать это, чтобы выжить. Скажи я им правду, что попал сюда из прошлого, и клещей ката [11] мне не избежать. И мне тогда, но уже под пытками придется врать».
Андрес вздохнул и поведал ту же самую историю, что рассказал государю. Упомянул и про свой бизнес. Когда он это сделал, Ромодановский, как и тогда в рыбацком домике Петр, попросил объяснить, что это за мастерство такое, а когда теми же словами Ларсон объяснил, засмеялся. Казалось, что вот-вот тот лопнет со смеха.
11
11 — кат — палач.
— А я гадаю, с чего он тебе должность такую предложил. — Когда смех прошел, уточнил, — а в лагерь то Петруши, как попал?
До встречи Андреса с солдатами Шереметева, ему вновь пришлось сочинять. Хотя честно выдумки там было не так уж и много. Он только «Мерседес» на карету заменил, добавил пару слуг, приплел болото, в которое его завез кучер. Ну и добавил, что ехал по делам в Нарву. На вопрос, знал ли он, что крепость была уже второй месяц в осаде, Ларсон прикинулся дурачком, сославшись на то, что попытался бы незаметно проскочить. Потом описал, как его взяли солдаты.
— М-да, — молвил Федор Юрьевич, когда тот закончил свой рассказ, — сказки ты складываешь складно. Да вот только я тебе не верю. Петр поверил, так молод он и зелен, а я вот не верю. Но раз государь направил тебя сюда, службу золотаря справлять, так и быть обойдемся без заплечных дел мастера. Сделаем вид, что и я поверил. Да вот только учти, мои люди за тобой следить будут. Ромодановский посмотрел на дьяка, сидевшего в углу и поинтересовался:
— Все записал?
— Да ваше сиятельство.
— Вот и хорошо, а теперь отведи нашего золотаря в его покои. Прошлый то перед самым отъездом Петра Алексеевича почил, а тот мальчонка, что сейчас не справляется. Будем, надеется, что этот справится, если конечно не лжет. Уж больно он на золотаря не похож. Холенный больно, может и в правду шпион. Да только, что у нас шпионить то, армия сейчас под Нарвой, флот… — тут князь-кесарь плюнул на пол, — какой к черту флот, так два корабля, да и те под Азовом. А те, что на озере стоят, больше на рыбацкие лодки похожи, — тут Ромодановский посмотрел на Ларсона и улыбнулся, — какие тут секреты.
Эстонец в сопровождении дьяка вышли. Когда шли по коридору, и он разглядывал секретаря, который был одет в потрепанный коричневый кафтан, коричневые брюки и черные сапоги. За правым ухом гусиное перо, на голове непонятный головной убор. Всю дорогу до домика, а им пришлось покинуть дворец, обойти его кругом, он молчал. Ларсон сделал несколько попыток его разговорить, но у него ничего не вышло.
Остановились они у небольшого одноэтажного домика. Дьяк толкнул дверь. Вошли в помещение. Опять пришлось нагнуться, ведь дверь была намного ниже. Прошли небольшие сени и вошли в комнату. В дальнем углу русская печь, с которой торчат чьи-то голые ноги. На полу, у самой печки под лавкой сапоги, валенки. В воздухе неприятный запах.
Дьяк подошел к печке, достал из-за уха перо и стал щекотать им ногу. Кто-то там, на верху заворочался, затем заругался. Сначала исчезла за занавеской одна нога, потом другая. В место них показалась голова, принадлежащая молодому парню лет семнадцати.
— Спишь? — проворчал дьяк, — от работы прячешься.
— Да, что вы Акинфий Акинфич, — проговорил тот, — всю ночь умаялся вот и прилег отдохнуть.
— Прилег, — вновь проворчал писарь, — а на улице полдень. А ну слезай, ирод проклятый. Я вон это золотаря нового привел.